Real People Slash

- Хватит, уймись уже…
- Бе-бе-бе!
- Как дитя малое, ей-богу, - я фыркнул, пытаясь вытолкать из носа надушенные перья от боа, которым ты тыкал мне в лицо уже который раз. А ты всё не унимался; грациозно закинув один конец боа за спину, ты закатил глаза к потолку и выдохнул:
- Я похож на тебя, Джи?
Я усмехнулся, копошась в карманах в поисках магнитной карты:
- Угу, как же… На девчонку ты похож, Леди Мармелад, - отыскав карточку, я открыл, наконец, дверь, и чуть шагнул в сторону, подчеркнуто галантно уступая тебе дорогу.- После Вас, сударыня.
Ты скорчил мне гримасу, высунув язык и издав при этом трубный звук:
- От сударыни слышу, - величественно вплывая в темноту номера, ты вдруг подмигнул, неожиданно серьезно глядя на меня. – Между прочим, не я скакал с этим боа по сцене два часа, изображая из себя оперную диву.
Я тяжело вздохнул, входя следом и закрывая за собой дверь. Вокруг было абсолютно темно, и я отчетливо расслышал протяжный храп Боба. В носу снова мерзко защекотало. Не удержавшись, я чихнул, наугад выкинул вперед правый кулак и ткнул тебя в бок. Ты приглушенно захихикал.
- Черт, Фрэнк!
- Тссс, шепотом, - я не видел лица, но и без того легко было догадаться, что ты улыбался.
- Если ты не прекратишь играться с этой штукой – я тебе ее засуну…
- Шепотом, Джи, шепотом.
- А нефига было тащить меня в бар, когда все нормальные люди собираются спать!
- Ше-по-том, - пробормотал ты неожиданно над самым моим ухом, и я невольно вздрогнул. Я не видел тебя, но отлично слышал шумное дыхание и попытки сдержать рвущийся наружу смех. Врезать тебе как следует, что ли? Откровенно говоря, я подустал за сегодня, и ты начинал действовать мне на нервы. Вдобавок ко всему, вкус недавно выпитого алкоголя, в сочетании с сигаретами и какими-то жуткими сырными крекерами, создавал во рту непередаваемое ощущение…
- У тебя резинка есть?
Ты поперхнулся смехом и затих на несколько секунд.
- Чего?
- Бля, Фрэнки… Жевательная.
- А. Ну да, есть, - ты закопошился в темноте, стараясь не споткнуться и прокладывая мне дорогу к двери своей комнаты.
...................................................................
- Чёрт, - воскликнул я, щурясь от резкой боли в глазах. Ты улыбнулся, убирая руку от выключателя, и констатировал:
- Неженка.
Почему-то ужасно захотелось показать тебе язык – но это, кажется, исключительно твоя глупая прерогатива. Так что я просто с размаху плюхнулся на незаправленную кровать, лег на бок, чуть согнув ноги в коленях, и принялся молча наблюдать за тем, как ты копошишься в рюкзаке, отфыркиваясь и откидывая назад это чертово боа.
- Да сними ты его уже.
- Отстань.
- Девчонка…
Ты резко выпрямился, швырнул в меня пачкой жевательной резинки и, скинув, наконец, на пол эту проклятую штуку, скривился:
- Поверить не могу, а! У тебя язык поворачивается называть меня девчонкой? – ты расправил плечи, откидывая голову чуть назад, и вдруг, картинно оттопырив втиснутую в узкие черные джинсы задницу, продекламировал. – А теперь! Позвольте мне рассказать Вам историю! О красивых мальчиках, которые трахаются в…
- Заткнись! – это импровизированное выступление так ошарашило меня, что я резко сел на кровати и уставился на тебя. – Я… Я что… Я это прямо так делаю?!
Ты усмехнулся, стаскивая с себя куртку и откидывая ее в сторону кресла:
- Нет. Ты делаешь это куда более пошло.
Я сглотнул. Куда уж пошлее? Если я оттопыриваю свой зад хотя бы в половину так, как это сделал ты… Чёрт, да я шлюха…
Ты довольно долго копошился в сумке, спокойно вытряхивая но пол одежду.
- Что ты ищешь? Фланелевую ночнушку? – живо поинтересовался я, запихивая в рот жевательную резинку.
Ты вскинул голову и стрельнул в меня убийственным взглядом сквозь растрепанную темную челку:
- Твою мать, Джерард, ты ничего умнее придумать не можешь? Сам-то хоть обращал внимание на свой гардероб?
- Я одеваюсь, как нормальный мужик. Боа – издержки производства, - парировал я, не отрывая глаз от твоего сосредоточенного лица, когда ты опять принялся потрошить свою сумку.
- Да-да, конечно. Спросим у Kids?
- О чем? – я насторожился.
- Розовые боксеры, Джи. Их носят только реальные мужики, да, конечно, - ты чуть заметно улыбнулся, не глядя на меня, достал, наконец, толстовку и принялся ее натягивать. Я держался изо всех сил, честное слово. Хрен с ним. Подумаешь – толстовка. Что тут такого, Фрэнки, верно? И не важно, что она, мать твою, ЯДРЁНО-РОЗОВАЯ!
Я всё-таки не смог справиться с подступающим смехом и прыснул как раз в тот момент, когда ты, наконец, просунул голову в воротник кофты. Снова повалившись на постель, я хохотал, сжимая руками живот и чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. Ты выпрямился, отдернул край толстовки и хмуро уставился на меня:
- Джер.
- Хааааааааа-ха-ха-ха-хаааааааааааа… Не могу… Нет, не могуууу…
- Джер. Хрен ли ты ржешь?
- Ну ты мужиииииик… Нет, Фрэнки, ты мужиииик! – я буквально визжал от смеха; видя твое лицо, прекрасно осознавая, что ты вот-вот начнешь терять терпение, поскольку шутка постепенно перетекала в откровенный стёб, я всё равно никак не мог заткнуться. Но твой лоб разгладился, и на губах заиграло некое подобие усмешки.
- Настоящие мужики вообще не носят розового? Так, что ли, Джерард?
Я знал этот тон. Вытирая слезы, давясь остатками смеха, я подполз к краю кровати и, свесив ноги, кивнул, стараясь придать своему лицу подобающую ситуации серьезность. Пошутили – и хватит. Окей. Я знаю меру.
- Не носят, не носят, Фрэнк, - всхлипнул я, всё еще растирая глаза и изо всех сил стараясь подавить улыбку. Ты кивнул, не сводя с меня взгляда:
- Без проблем. Значит, мужики не должны носить всякую розовую фигню.
Я окончательно успокоился и теперь смотрел на тебя. Ты ждал ответа – и я просто молча кивнул, найдя это самым подходящим.
- Окей. Тогда нахрен ее, снимаю, - ты не шелохнулся, всё так же пристально глядя на меня. По телу побежали мурашки. Мы всё еще играем, Фрэнк Айеро? Или шутки закончились? Кажется, я хотел сказать что-то забавное, острое. Но получился только очередной кивок и тихое:
- Снимай.
Ты тут же схватился за край кофты, быстро стянул ее, тем самым взъерошив волосы, кинул на кресло поверх куртки – и снова уставился на меня. Я молча обрабатывал во рту жевачку, не понимая, что от меня требуется. Ты улыбнулся – и это была совсем не та детская ухмылочка, какие ты обычно выдаешь. Снова мурашки, что за черт…
- Джи.
- М?
- Так ты мужик?
- Ну… да.
- Тогда в чем дело? Твоя очередь – нет?
Блядь. Я вовремя напряг горло, и только это помогло мне не подавиться. Какого хрена… Мы всё еще шутим, верно? Я нервно заерзал, не спуская с тебя глаз… Чёрт, да ты серьезно!
- Фрэнк, хватит. Пошутили – и всё…
- Значит, ты признаешь?
- Что я, блядь, признаю?! – получилось? У меня ведь получилось сказать это строго, да? Это чертовски важно, Айеро! Тебе не нужно знать, что у меня внутри всё сжалось, как-будто я собирался прыгать с парашютом.
Ты подошел ближе, почти вплотную, и без какого-либо намека на улыбку посмотрел на меня:
- Признаешь, что, если кто из нас девчонка – то это ты?
Я смотрел на тебя снизу вверх широко открытыми глазами, пытаясь возместить свое упорное нежелание отвечать еще более яростным пережевыванием резинки. У меня начинало сводить челюсть. Ты чуть наклонился. Я наблюдал за тем, как твоя челка медленно спадала вниз прядь за прядью, закрывая глаза. Ты вдруг потянулся к моему ремню, неторопливо, но и без какой-либо наигранной медлительности расстегнул его, затем пуговицу, потянул вниз молнию. Я продолжал с остервенением жевать, чувствуя себя каким-то недоумком, но не будучи в состоянии ни сопротивляться, ни выдавить из себя хоть слово, ни оторвать от тебя немигающего взгляда. Ты сдвинул вбок краешек джинсов – и твои губы скривились в усмешке. Блядь, убери эту чертову челку, я хочу видеть глаза… Проклятая жевачка, сколько можно, она всё еще держала стойкий яблочный вкус, от которого челюсть сводило еще больше!
- Надо же. Розовые, Джерард. Надо бы снять, нет? Чтоб по-честному, - ты всё усмехался, измываясь надо мной своим растянутым, строгим шепотом. Ну, чего ты молчишь, Джер?! Скажи уже что-нибудь; что-нибудь тупое, наобум – ты же мужик, черт подери! Проклятая жевачка… Джер, не молчи, давай, ответь ему! Пусть знает, с кем имеет дело!
А ты ведь ждал ответа, да, изверг малолетний?! Да убери ты эту челку уже! Что, не можешь смело мне в глаза посмотреть?! Я знал – не можешь. Всё отлично, всё под контролем…
- Джерард, язык проглотил? Или смелости не хватает ответить? В чем дело, м? Ты же мужик.
Вот скотина маленькая. Я мужик… Подумаешь, сижу на кровати в расстегнутых штанах и молча пялюсь на тебя… Я мужик, как же; мужик – только какого хрена я весь взмок?! Я чувствовал, как по шее стекают капли пота, противно щекоча. Этого ты заметить не мог – вот оно, преимущество длинных волос. Твою ж мать, Айеро... Давай, Джи, скажи уже что-нибудь, не молчи, как идиот… Да как можно что-то говорить, когда всё, что видишь – это эту проклятую улыбочку под черными космами! Всё, хватит, осточертело! С какой стати тебе можно прятать глумящиеся надо мной глаза – а я должен быть вот так, перед тобой, весь на виду?! Я чуть подался вперед, схватил тебя обеими руками за челку, откинул ее, прижал ладонями к твоим вискам, открывая лицо, и с вызовом уставился на тебя. Я ошибся. Капитально ошибся, Фрэнки… Потому что в твоих глазах не было даже крупицы насмешки. Они - потемневшие, пристальные, немигающие - буравили меня насквозь, и ты уже не улыбался. Я продолжал сжимать руками твою голову. Чёрт… я мужик…
- Ты долго еще собираешься жевать эту дрянь, детка? – хрипло спросил ты, не меняясь в лице. Детка? Ты кого назвал деткой, малыш?! Вдруг безумно захотелось тебе врезать. Но вместо этого я почему-то с вызовом выплюнул уже потерявшую вкус резинку куда-то в сторону, притянул твое лицо еще ближе к себе и вцепился зубами в твою нижнюю губу. Какого хрена?! Это что вообще? Не ударить – так покусать, так, что ли?! Чёрт, а это важно? Это имеет хоть какое-нибудь значение, если ты в ту же секунду прикусил мою губу в ответ, чуть отдернул голову, продолжая буравить меня взглядом, приоткрыв рот, блестя так чертовски соблазнительно пирсингом и этой самой лоснящейся губой – и всё, этого хватало, и я уже не помнил, с чего всё началось, как мы умудрились довести ситуацию до такого; и я уже не помню, что хотел сделать минуту назад. Потому что попросту всё катится к дьяволу, потому что я теряю контроль над собой – и это то, что заставляет меня вести себя на сцене, как манерная баба. А ты ведь прав…
- Твою мать, Айеро, - шепчу я торопливо, на выдохе, еще сильнее сжимая твою голову руками, словно мечтая раздавить твой череп ко всем чертям, и, совершенно не задумываясь, проникаю языком в твой приоткрытый рот. Из горла вырывается стон, и я чувствую, как вспыхивает мое лицо, но сделать ничего не могу… Блядь, я ничего не могу сделать! Звук собственного голоса никогда еще меня так не бесил – но, черт, тебя он, кажется, заводит! Я жадно ловлю ртом твой влажный горячий язык, дыхание сбивается окончательно, и скрыть это, к несчастью, невозможно – надо же мне как-то дышать! И я дышу; дышу, шумно втягивая воздух носом, но всё равно задыхаюсь, слышу омерзительно пошлые постанывания – и, черт подери, это мой, мой голос! Штаны вдруг становятся заметно тесны, и это охренительно некстати, потому что ты, приподнимающийся, заваливающий меня на кровать и забирающийся сверху, можешь это заметить. Хотя – о чем я, интересно, думал, когда первым вцепился в тебя?!
Ты ложишься на меня, наваливаясь, блуждая руками по моему телу – в общем-то, не слишком незнакомое ощущение… Задираешь к груди край рубашки, не прерывая поцелуй, облизывая и кусая мои губы, начинаешь слегка пощипывать соски… Нет, не слегка. Довольно сильно, весьма, очень даже ощутимо… И я тереблю кончиком языка колечко в твоей губе, не переставая стонать; стонать, как последняя шлюха…
- Доигрался? – шепчешь ты, медленно проводя языком от моего подбородка до виска, касаешься им ушной раковины, отчего я на секунду глохну, прикусываешь мочку уха, чуть дразня – и я отлично знаю, что да, черт, я доигрался; я доигрался, Фрэнк, мать твою… Только прошу, умоляю тебя сейчас…
- Не вздумай останавливаться…
Я сказал это? Вслух?! Видимо, да – потому что ты усмехаешься, тыкаясь лицом в мои волосы, прикусывая, довольно больно, кожу на шее, и бормочешь:
- С моей помощью или без – но тебе придется снять их, детка.
Ну вот, опять! Ну какая я тебе детка, сопляк?! Но это уже тоже особой роли не играет, потому что я прекрасно понимаю, о чем речь, и при одной мысли о том, что снимать их будешь всё-таки ты, начинаю лихорадочно извиваться, изо всех сил пытаясь как можно крепче прижаться к тебе своим возбужденным членом. Но ты пресекаешь эти попытки молниеносно, чуть приподнимаясь, опираясь на руки, и, касаясь кончиками волос моего лица, улыбаешься:
- Какой нетерпеливый.
Издеваешься, да? Измываешься надо мной?! Я хватаю тебя за талию и изо всех сил тяну на себя, в то же время подаваясь бедрами вверх. Черт, а ведь я не сильнее тебя… Смотрю в упор тебе в глаза – даже не представляю себе, как это выглядит со стороны… Плевать. Я чуть приподнимаю голову.
- Фрэнк, твою мать, чего ты ждешь?
И ты усмехаешься – опять эта ухмылка, в которой сейчас столько же невинности, сколько и в моих срывающихся стонах:
- Признания.
- Чего?
- Признай, Джи.
- Да о чем ты?
- Кто из нас девчонка?
Блядь. И я опять откидываюсь назад, словно теряя силы. Изверг малолетний! Думаешь, я буду говорить тебе эту чушь?!
Ты отлично знаешь, что меня так просто не пронять. Да, ты знаешь. И ты, продолжая нависать надо мной, просовываешь руку под резинку моих охренительно мужицких боксеров, обхватываешь пальцами уже почти до предела напряженный член и, слегка сжимая, начинаешь гладить пальцем головку, чуть задевая ее ногтем. И я опять не могу ничего сделать. Всё происходит и так, казалось бы, без моего участия. Спина выгибается, голова откидывается назад, по телу пробегает горячая волна, и совершенно произвольно горло извергает жалкое подобие рыка. И губы, чтоб их… Губы сами шепчут, словно я в бреду и больше не отвечаю за свои слова.
- Фрэнк…
- Да?
- Блядь, Фрэнк, я не могу…
- Насколько сильно ты не можешь? – бормочешь ты, обжигая дыханием мое лицо. Я совершенно взмокший, и я уже не вижу ничего, не вижу твоих глаз, потому что веки плотно сжаты, опять же, без моего на то позволения, тело начинает бить мелкая дрожь, а я всё слушаю свой собственный хрип, как какую-то механическую запись.
- Фрэнк, я хочу кончить…
- Насколько сильно, Джерард?
- Я сейчас… Сейчас…
Проклятье! Кто тянул меня за язык? Еще немного, еще секунду – и я бы, наконец, разрядился прямо тебе в руку. Но ты, стоило мне дать понять, мгновенно оторвался от меня, и мне показалось, что на секунду я завис в пустом пространстве.
- Фрэнк! – воскликнул я срывающимся голосом, резко открывая глаза. Ты всё еще нависал надо мной. Ведь я же вижу! Я вижу эти твои потемневшие от желания глаза, слышу рваное дыхание, которое ты так старательно прячешь! Но нет, ты же упертый, ты не успокоишься, пока не получишь желаемое! И вот, ты ждешь, молча пожирая меня глазами. Хочешь, чтобы я сделал это? Отлично. Ты прервал все слишком не вовремя, и теперь мне было уже все равно. Я приподнимаюсь и довольно грубо стягиваю с тебя майку – нечего с тобой церемониться, ты ведь тоже не слишком думаешь о том, чего хочу я! Ты не сопротивляешься, но, мать твою, ты ничего и не делаешь. Ладно. Хорошо, раз так – я сделаю это, и пусть ты захлебнешься от гордости! Я сдираю с себя рубашку, которая и так уже давно телепалась где-то в районе шеи бесформенным комом, скидываю ботинки, снимаю джинсы и отбрасываю примерно так, чтобы той самой чертовой жевачке было не слишком одиноко. Ты всё также сидишь на самом краю, подобрав под себя ноги, и молча улыбаешься. Доволен собой? Нет, ни хрена ты еще не доволен. Пытаюсь держать себя в руках, но чуть ослабленное напряжение все еще дает о себе знать, и я, наплевав на всё, быстро стягиваю с себя эти боксеры, от цвета которых меня и самого уже начинает тошнить. Ты всё еще смотришь на меня, не шевелясь. С минуту пялюсь на тебя, надеясь, что у тебя проснется совесть – но всё-таки отчаиваюсь и чуть ли не ору:
- Блядь, что?! Что еще мне сделать?!
Ты смотришь так серьезно, словно и не пытаешься вовсе меня дразнить, словно не видишь, что я готов уже практически на все, лишь бы заставить тебя шевелиться – и медленно киваешь головой:
- Почти. Джи.
- Что?!
- Ты хочешь, да? Очень хочешь, ведь так?
И я срываюсь, я не могу больше, что же ты делаешь, скотина! Я сажусь на тебя, крепко обхватывая руками твою шею, достаточно, чтобы ты не смог вырваться, трусь о грубую ткань твоих джинсов, слушая сбивчивое дыхание, и вот… Сейчас… Черт, я снова почти готов, дай мне две секунды, только две секунды…
- Фрэнк! Твою мать, скотина! – я чуть не плачу от обиды, заваливаясь на спину, когда ты резко скидываешь мои руки и выныриваешь из-под меня, отпрыгиваешь на коленях в сторону, словно играющийся ребенок. Только мне не смешно, мне уже плевать на всё, я сам тянусь к себе руками – ради всего святого, ты, сраный инквизитор, я хочу сейчас только одного…
- Айеро, ты, блядь, чертов ублюдок! – кричу я сквозь слезы; потому что ты уже крепко держишь мои запястья, пригвоздив их к кровати, и я слышу твой тихий смех, чувствую, как ты шепчешь быстро и со всех сторон, обдавая дыханием мои виски, шею, лицо:
- Не дам, Джи. Я не дам тебе этого сделать, даже не надейся, нет-нет-нет…
- Ублюдок, кретин, садист, - повторяю я, давясь слезами, дергаясь, пытаясь вырваться – но я по-прежнему не сильнее тебя, ты, маленький упырь…
- Я! Из нас двоих, я – девчонка!
Я замираю, пытаясь понять, чей это отчаянный вопль. Держа мои руки, ты удивленно смотришь на меня, но я вижу в уголках твоих глаз мерцающие огоньки. Самодовольный засранец.
- Что ты сказал, Джерард?
Терять нечего, а я и так уже намучался достаточно. Приподнимаясь настолько, насколько это возможно в моем положении, я с вызовом смотрю тебе в глаза – словно это было твое признание, а вовсе не мое – кусаю твое ухо, настойчиво лизнув, и бормочу тихо, но как можно четче – ты этого хотел, так пускай каждое слово застрянет у тебя в голове, Айеро:
- Из нас двоих, я – девчонка. Я – баба, понятно тебе?! Считаешь меня шлюхой, Фрэнк?! Ну так это правда, блядь, так и есть! Ты доволен, Фрэнк? Доволен?! Лучше бы тебе быть довольным; потому что…, - я провожу языком по твоему подбородку.
- …Если тебя опять что-то не устраивает, то мне плевать настолько, что я сейчас озверею вконец…, - смотрю всё так же нагло, закусываю и оттягиваю твою припухшую нижнюю губу.
- …И просто изнасилую тебя нахрен. Тебе понятно? Детка?
Наверное, я доигрался снова, уже в который раз. Мне стоило сделать это, чтобы получить желаемое, как думаешь, ты, маленький тиран? Я всё сделал из того, что ты хотел – или тебя просто слишком возбудили мои дразнящие манипуляции? С безумными глазами ты целуешь меня, так жадно засасывая губы и язык, что я, заведенный до предела, готов кончить уже только от одного этого трения горячими языками. Но ты вовремя прерываешься, отпускаешь, наконец, мои изрядно затекшие запястья, быстро расправляешься с ремнем и застежкой своих джинсов. Я раздвигаю ноги – черт побери, всё слишком далеко зашло, чтобы я что-то еще и строил из себя, разве нет?! И ты закидываешь их себе на плечи, а у меня перед глазами всё плывет, нет никакого страха, я расслаблен до предела, мой член давным-давно сочится, пульсируя, мне не до боли – но ты опять грозишься отсрочить мой оргазм, скотина, непонятно откуда взявшейся заботой.
- Черт… Джи, смазка… Нужно… - бормочешь ты; и я же вижу, что ты уже сам не можешь сдерживаться – какая, нахрен, смазка?! Я мотаю головой, резко ерзнув, подаюсь тебе навстречу:
- Я тебе потом скажу, что я думаю о том, какой ты заботливый, Айеро, но сейчас, блядь, окажи любезность, трахни меня уже, наконец, ради всего святого, что у тебя есть! – и пока я бормочу, как заведенный, всю эту ахинею, ты, прерывисто дыша, входишь так резко, с таким напором, что кровь молниеносно приливает к моей голове и в глазах на секунду темнеет. Но, черт, Фрэнк, я не чувствую никакой боли. Я настолько возбужден, что даже не в состоянии понять, как ты глубоко. И только когда мое тело самопроизвольно дергается, словно в конвульсиях, до меня, наконец, доходит, что ты достиг простаты. Меткий, чёрт!
- Давай, мать твою, мне не больно, совсем... сильнее, Фрэнк, как хочешь, как ты хочешь, - хриплю я, задыхаясь от острой нехватки кислорода. Ничего не соображая, я чувствую, как мой член трется о твой мокрый напряженный живот, пока ты, абсолютно отключившись, с остервенением накачиваешь меня, наваливаясь всем весом и так сжимая мои бедра пальцами, что хочется кричать от боли. И я кричу. Уже по барабану, что услышат ребята – в конце концов, мои вопли давно разносятся по всей гостинице. Мне наплевать, всё, чего я хочу – это, наконец-то, кончить. И я кончаю, громко хрипя, комкая простыню одеревеневшими пальцами, дергаясь под твоим телом и чувствуя, как член короткими толчками извергает сперму. Ты совершаешь всего лишь пару резких движений после этого и с громким стоном изливаешься в меня; падаешь на спину рядом со мной, устремив ошалевший взгляд в потолок, и долгое время мы просто лежим вот так, молча, пытаясь восстановить дыхание. Конечно, тебе обязательно надо было сказать это, да? Но мне было плевать, когда ты, наконец, открыл рот и пробормотал дрожащим голосом:
- Ну, и кто из нас мужик, Джи?
Весьма некстати я умудрился тут же истерично, отвратительно пискляво хихикнуть; хотя - чего тут думать? Разве я еще не все сказал?
- Твою мать, Айеро, вот тут… Черт, я согласен быть девчонкой.