Отправлено: 03.08.11 10:18. Заголовок: Invincible (belldom, NC-17)

Автор: Just_Emotion
Бета: нет
Название: Invincible
Дисклеймер: кто все эти люди?
Предупреждения: извращенец-фетишист-автор написал много нцы, вышел из пафосного андеграунда и стал «как все», не читайте это
Рейтинг: дети выросли - NC-17, хотя кое-где и на 21 потянет
Пейринг: беллдом
Жанр: все и сразу
Саммари: «За все удовольствия рано или поздно приходится платить.
Вот я и поплатился.»
Тип: slash
От автора: я долго шерстил текст в поисках чего-нибудь прекрасного в саммари, хотел толкнуть сногсшибательную речь, достойную десятка «Оскаров», но попросту устал и измотан, чтобы выжимать из себя еще что-нибудь. Хватит уже. Я не умею вовремя закругляться, и в итоге все превращается в один большой траходром
Примечания: триквел к вы-сами-знаете-чему. POV Доминика, 2005 - 2006 год.

Также хочу поблагодарить двух прекрасных человек winterhot и Spie Len, без которых этот эпос не был бы написан. Первую – за то, что почти постоянно находилась рядом, служила идейным вдохновителем, поддерживала, помогала и приводила в чувство после каждого приступа паранойи и «меня никто не любит, меня никто не ценит».
Вторую – за бесконечные консультации по непосредственно сабжу, которые, я верю, успели страшно надоесть, за теплое отношение, которое я неведомым образом заслужил и еще не испортил, хотя скотина еще та, за безграничное терпение и уделяемое мне внимание. Это очень много значит.
Я люблю вас и не смыслю без вас своей жизни, вы – ее часть, и я надеюсь, что это никогда не изменится.

файл целиком: click here

 Отправлено: 22.11.11 17:38. Заголовок: мне начинает казатьс..

мне начинает казаться, что в конце нужно было взять их за ручки и выпрыгнуть в окно

 Отправлено: 22.11.11 19:23. Заголовок: Just_Emotion, именно..

Just_Emotion, Just_Emotion пишет:

цитата:

а если серьезно, я не считаю это любовью в том самом ее проявлении, о котором вот уже долбаные тыщи лет снимают кино. не знаю, может, это моя пятнадцатая осень, а я еще не любила мне просто не доводилось испытывать сильных чувств, а мне не доводилось испытывать их вообще, будем предельно откровенны, но для меня стандартная, так сказать, любовь - это держаться за ручки, лежать под пледом и обниматься, пялясь в телек, ходить по кафешкам, а с утра долго обжиматься и сонно бормотать друг другу мерзкую романтическую дрянь. меня от нее тошнит, да и вообще я гетерофоб здесь, я считаю, что-то другое. не знаю конкретно, как еще глубже можно это объяснить, это растянется еще страниц на двести рефлексии и метафор, но просто любовь и дружба, перетекающая в полное единение - абсолютно разные вещи. и здесь я пытаюсь описать последнее, потому что нет ничего более жалкого, чем сопливые педики, отсиживающиеся по вечерам дома и шепотом ратующие за свои права xD сто раз читал, сто раз блевал, простите, они взрослые мужики, а не девочки

Именно! Как я вас понимаю! Особенно это: "да и вообще я гетерофоб"
И, повторюсь, у вас потрясающе получилось передать это полное единение. Возможно, именно потому и получилось, раз вы еще не любили. Ведь это помогает абстрагироваться и заглянуть дальше, а любовь затягивает, и про принципы свои начинаешь забывать.
Вот благодаря таким людям, как вы, и появляется надежда, что народу еще не удалось опошлить все духовное.
Впрочем, я желаю вам именно таких возвышенных чувств, только с минимальными страданиями
Вы только не сочтите за лесть все вышесказанное. Просто я глубоко убеждена, что вы - удивительный человек, каких мало, и это меня искренне восхищает.

 Отправлено: 22.11.11 19:43. Заголовок: я сказочный кретин ..

я сказочный кретин
однако спасибо за такие слова, я правда сейчас чувствую себя радужным долбоебом
а абстрагироваться - плохо, видите, как меня затянуло? :D и если всякие чувства приносят такие пиздострадания, я хочу в монастырь, причем мужской, женский - значения не имеет

 Отправлено: 22.11.11 21:46. Заголовок: я все-таки подам гол..

я все-таки подам голос хотя бы в предпоследней части, дабы не считали меня врагом народа ))
Не вижу я тут свет в конце тоннеля. Я не думаю, что такие люди (с их любовью) могут просто разбежаться и никогда друг друга не вспоминать, но и не верю, что все будет хорошо. Нарушен гормональный фон, как говорит наш терапевт, а если он нарушен, в нормальное состояние уже не вернешь.

Именно Старлайт заставил меня увидеть в Беллами действительно милое существо, а не просто орущего дядьку ) И вообще первые части понравились прямо очень-очень тем, что там было все не так сложно.. Там было все так чисто, так невинно, так искренне. Со своими косяками, конечно, но не так, как сейчас. Чем взрослее, тем больше долбоеб.
И понравились первые части отсутствием НЦ. я уже человек старый, так что особо не жду от каждого фика обязательной ебли Именно после этого мне так запал в душу Мэтт, потому что я почувствовала, возможно, не все, но приблизительно то, что чувствовал Доминик. Не трахая Беллза при этом ) Больше, чем дружба. Больше, чем любовь в любом ее понимании. Что-то большее.. Такого, наверное, и в жизни нет.
И то, кстати, чего ужасно не хватает.

И ты, о великий автор, как всегда прекрасно передала состояние Дома. Я не знаю, правильные ли у меня эмоции возникали после каждой главы, правильно ли я их чувствовала, правильно ли все поняла, но внутри определенно что-то осталось. И оставалось после каждой главы.
И никуда не девалось.

 Отправлено: 22.11.11 21:54. Заголовок: Mars_Heart пишет: Ч..

Mars_Heart пишет:

цитата:

Чем взрослее, тем больше долбоеб.

у взрослых всегда заморочки страшнее, чем у детей))
*тискает любимого и прекрасного мужа, чья традиция глобально отписываться после предпоследней части дико прет*

 Отправлено: 22.11.11 23:12. Заголовок: У! Я глобально отпис..

У! Я глобально отписаться не могу (как всегда блин), бо как все еще нахожусь под слишком сильным впечатлением. Это прекрасно х))
и при всем желании и при всем отсутствии проницательности не могу даже предположить, чем кончится эта история х))
Знаю только, что когда она кончится, мне будет чего-то очень и очень не хватать.

 Отправлено: 22.11.11 23:20. Заголовок: эх, мне тоже будет ч..

эх, мне тоже будет чего-то не хватать. мне казалось, что напишу, так сказать, "на отъебись" и успокоюсь, а оно в меня вросло, хер теперь чем искоренишь.
так что я вас понимаю Т_т

 Отправлено: 22.11.11 23:47. Заголовок: нас? :sm64: кого д..

нас?
кого дуришь, если б писала на отъебись, такой вещи никогда не получилось бы))
не, все-таки не верится, что впереди последняя часть. ребята в твоем исполнении стали такими родными, привычными. и даже не верится, что вся их история просто возьмет и кончится. целую жизнь в этих фиках прожили, кажется, я вот-вот могу прослезиться, ну надо ж, а! ))

 Отправлено: 23.11.11 13:47. Заголовок: вас)) вы одну жизнь ..

вас))
вы одну жизнь с ними прожили, а я - целых три(( даже не знаю, куда потом деваться, пока приду в себя да обрасту новыми задумками. но я очень надеюсь, что мое сотрудничество с фэндомом не закончилось. вот просто очень.

 Отправлено: 23.11.11 20:18. Заголовок: Just_Emotion а я поч..

Just_Emotion а я почему-то верю, что не закончилось )))

 Отправлено: 25.11.11 19:53. Заголовок: мужииииик, итс анбил..

мужииииик, итс анбилибли эмэйзин
честно, такое мною еще не читалось
и это чувтво, когда ждеешь ждеешь что то то будет такое, еще не понятное но вот уже скоро скоро
и вот оно!:DDD *бля, это что-то напоминает:D*
ало кому удается держать читателя в таком напряжении
в общем адорадорадор

 Отправлено: 25.11.11 20:26. Заголовок: UniversalTwuth пишет..

UniversalTwuth пишет:

цитата:

и это чувтво, когда ждеешь ждеешь что то то будет такое, еще не понятное но вот уже скоро скоро и вот оно!:DDD *бля, это что-то напоминает:D*

затишье перед бурей, ага х)

 Отправлено: 29.11.11 00:05. Заголовок: вообще я имею обыкно..

Оффтоп: вообще я имею обыкновение в момент последней выкладки расчувствоваться, пустить скупую слэшерскую слезу, поностальгировать, посентиментальничать и признаться всем в любви. пуститься в рассуждения о смысле бытия, поведать, как мне писалось, думалось и придумывалось, все такое. я вообще непростительно люблю попиздеть на пустом месте, вот такой уж я уродился.
но сейчас... знаете, а хрен с ним. у меня больше не осталось слов. по-моему, все, что я хотел, я уже сказал.
спасибо.

25.
А на следующее утро я снова просыпаюсь в кровати и почему-то – в джинсах. Один.
Блядское чувство дежавю, ты так не вовремя.
Это как будто я попал в петлю Дня сурка, только в какую-то неправильную петлю: события в ней повторяются с частотой не в сутки - в полнолуние, приходящееся на пятницу, тринадцатое.
А какой вчера был день?
Не знаю. Знаю только, что безумный, ненормальный, какой-то спутанный и дикий, как бредовая наркотическая галлюцинация. Предшествующие события помню смутно и отрывисто, в памяти всплывают не эпизоды, а скорее ощущения, зарегистрированные трудолюбивым восприятием: спокойствие и умиротворение, затем резкий всплеск, мимолетный испуг, нежность… Картинки срываются с нейронов и плавятся, как сыр, как стекло, как золото, попав в не пригодную для их существования атмосферу; вплетаются в структуры друг друга, как вирусы встраивают свои фрагменты в структуру нуклеиновых кислот и принимаются синтезировать собственную ДНК; врастают, как грибной мицелий врастает в корни деревьев и образует с ними симбиоз.
Однако все, что успело произойти ночью, я помню в мельчайших подробностях. Каждая минута, каждая секунда отпечаталась в подкорке подсознания, словно выжженная раскаленным прутом, как клеймо; от отголосков попеременно бросает то в жар, то в холод, и не разберешь толком – хочется укутаться в одеяло или избавиться от остатков одежды. Из-за перепадов температур кожа на лице вскоре пойдет микроскопическими трещинками, начнет шелушиться, отшелушиваться мелкими струпьями омертвевших клеток, напоминать кору давно умершего дерева, шершавую, царапающую, хрупкую и отсыпающуюся при любом неверном движении.
А я лежу в позе морской звезды, раскинув конечности в стороны, смотрю в потолок и не могу понять, как же нам все-таки удалось так напортачить.
Как мне это удалось.
Столько дней, недель, вечностей попыток подкрутить винтики и настроить самоконтроль. Столько сеансов аутотренинга, обещаний больше не идти на поводу у бушующих гормонов, держать себя в руках, уметь вовремя говорить «нет» и не слушать насмешливые голоса, плотно гнездящиеся в голове.
«Идиот», - говорит, неожиданно проснувшись, один.
«Расхлебывай теперь», - с укором добавляет другой.
«Но зато ты получил то, чего хотел», - перебивает третий.
«Радуйся!» - подпевает ему четвертый.
«Сегодняшняя игра обещает быть жаркой: на поле встречаются прошлогодние победители чемпионата мира и претенденты на кубок в этом году…» - вклинивается пятый.
Блять, а это еще какого хрена?
Попытка заткнуть уши ладонями ни к чему не приводит – для достижения успеха придется как минимум вскрыть собственную черепушку, просунуть в нее руки и действовать изнутри. Зажмуриваюсь до психоделических кругов, но смазанный шум, благодаря отключению одного из главных органов чувств, лишь обостряется, приобретает четкие границы, облекает самого себя в почти что плотскую оболочку, эластичную, обтекаемую, подверженную повреждению, но при этом твердую, как алмаз.
Чудесно, кажется, я схожу с ума. Давно пора. Вот открою сейчас глаза – и окажется, что в комнате нет ничего, кроме стен, обитых резиной, а на мне – смирительная рубашка грязно-белого цвета, и все даже не кажется, а попросту не существует – ни в каком бы то ни было измерении, ни даже в моем воспаленном мозге. И светит мне остаток своей жизни прозябать в забытье свихнувшегося рассудка и бестелесных воспоминаний, копотью и плесенью расползающихся где-то в черепной коробке.
И если сейчас мне нет даже тридцати, то еще по меньшей мере сорок лет в осознании своих ошибок я не выдержу.
Нужно совершить самоубийство. Точно. И почему все самые гениальные идеи приходят так поздно? Суицид – лучший выход: быстро и, если повезет, даже безболезненно. Красиво уйду в сиянии славы, как в свое время это сделали Йен Кертис, Джими Хендрикс и Мэрилин Монро. Даже предсмертную записку после себя не оставлю – только безжизненное тело как упрекающий намек, а на что намек – пускай все гадают до второго пришествия. И никто никогда не узнает, что виной всему был я сам, а убить себя вздумал не для того, чтобы уйти в историю, а из-за того, что нижняя голова взяла контроль над верхней и решила маленько пошутить.
Можно, конечно, нацарапать что-нибудь лезвием на собственной груди – ну, чтоб трагичнее, - но где я сейчас его найду? Из безопасной бритвы вытащу? Да, конечно. Боюсь, пока я буду извлекать жалкий осколок остро заточенной стали из куска оранжевой пластмассы, мне перехочется покидать этот жестокий и безумный мир.
Так как же мне все это провернуть, чтобы тихо, быстро и без помощи рук, по-прежнему зажимающих уши? Вешаться – люстра может не выдержать. Прыгать из окна – второй этаж, курам на смех. Газ – соседи, чтоб их, забьют тревогу. Топиться в ванной – я дерьмово плаваю, всплыву.
Одни расстройства в этой жизни.
Можно, конечно, попытаться задохнуться. Задержать дыхание, просто запретить себе дышать – и аста ла виста, бэйби, труп – один, телесных повреждений – ноль. Дешево и сердито, претенциозно, но со вкусом, быстро и просто. Попробуем?
Легкие поначалу радостно встречают большой глоток воздуха, гостеприимно принимают его в свою обитель, обволакивают и, не отходя от кассы, начинают потихоньку извлекать из него все необходимые ингредиенты, остатки выталкивая наружу. Но что-то идет не так, и углекислый газ остается на месте, в то время как новый кислород не поступает. Сердце начинает метаться и трепыхаться, как раненый голубь, почти тут же. Оно подскакивает к горлу, подцепляя зачем-то желудок за пищевод, и утягивает его за собой, проталкивается в голову и громко колотится в ушах, как будто хочет прорвать перепонки и через них получить свою дозу. Вот уж нет, ты не пройдешь, должен же мозг хотя бы раз в жизни взять верх над каким-то глупым органом, который весь срок своего существования только и делает, что повторяет одни и те же действия по кругу, как заведенный?
На изнаночной стороне век, точно на натянутом в кинотеатре экране, продолжают происходить странные метаморфозы, напоминающие калейдоскоп, меняющие цвет, форму, размер. Они из линий превращаются в окружности, те тают, рушатся, ломаются, переплетаются между собой, образуют новые оттенки и вырисовывают картины. А я лежу, считаю пульс и думаю о том, что так и не потрудился составить завещание. Не оставил приближенным лицам сведения о предпочтениях: какого цвета гроб мне нужен, чтобы хорошо подошел под прическу и цвет глаз, какую песню хочу слышать невосприимчивыми рецепторами на моих похоронах, где хочу быть похоронен.
На Darlington Hall Gardens, конечно же. Только там.
Вообще самоубийство – акт вопиющего эгоизма. Мне-то через пять минут станет наплевать и на награды, и на любимое дело, и даже на сам Армагеддон. А вот окружающим еще предстоит помучиться – и шмотки мои разгрести, и соболезнования попринимать, и лица скорбные поделать, и черной одежды раздобыть. Ладно, если отбросить нездоровый цинизм, то этим людям еще предстоит жить с мыслью о том, что каждый из них мог быть в этом виноват. По-своему, частично. И это бремя многим из них не даст спокойно двигаться дальше.
К тому же в рай я после этого вряд ли попаду, потому что самоубийцам туда дорога заказана. Погодите, а я вообще в него верю? Скорее, нет. Если бы он существовал на самом деле, думаю, Бог давно бы спустился на землю, явился ко мне, дал пару раз под дых – профилактики ради – и наставил на путь истинный, чтобы я не повторял прошлых ошибок. А что я имею? Убитую нервную систему, разрушенную самооценку, кризис среднего возраста, наступивший лет на пятнадцать раньше срока, путаницу в мыслях… и одну смехотворную попытку самоубийства, да.
К слову, не увенчавшуюся успехом. Хватает меня, наверное, минуты на полторы всего. Непроизвольно выдыхаю и принимаюсь дышать, как загнанная лошадь, потому что того требует всполошившийся организм. Почти физически чувствуется, как кислород насыщает все ткани, каждую клеточку, бежит по телу, переносимый кровотоком, окисляется, распадается.
И что я за неудачник такой? Даже умереть по собственному желанию нормально не могу.
Есть, конечно, другие варианты. Одним, например, пользовались еще давным-давно воины, когда попадали в плен и из-за связанных рук не могли толком даже шею себе свернуть. Они откусывали себе язык: в нем расположена одна очень мощная вена. Вскроешь ее – и за считанные минуты откинешься от потери крови. Верный способ.
Да тысячу лет назад люди вообще были круче современных ничтожных хлюпиков. Самураи были способны вскрыть себе живот и не дрогнуть при этом ни единым мускулом, а я не могу заставить себя даже соскрестись с кровати, зажать Мэтта в углу и в кои-то веки все прояснить. Девчонкой родиться нужно было мне, не ему.
Ну вот, опять я себя накручиваю. Еще даже проснуться толком не успел, а уже ненавижу весь мир, зарядился порцией негатива и посмеялся над непонятно откуда прорезавшимся сарказмом, и все это – на пустом месте. Может быть, нам удалось ничего не испортить. Может быть, Мэтт выводит меня из себя только для того, чтобы повторить все сначала. Может быть, он просто выжидает удобного момента для какого-нибудь сумасшедшего признания и надеется: вот высосет он из меня все соки, вымотает, а потом у меня просто не останется сил прибить его прямо на месте. Хорошая тактика, ничего не скажешь.
Мышцы встречают попытку встать неприятной пульсацией – похоже, ночью я их все-таки перетрудил. Да и как их не перетрудишь, когда добрых полчаса таскаешь на себе не самое легкое тело из стороны в сторону, успевая при этом совершать возвратно-поступательные движения? Спутанные волосы стоят дыбом, на груди снова красуются неповторимые лиловые пятна, и вообще – все пиздец. Хэллоуин прошел давно, а я тут такой, что Франкенштейн вместе с невестой нервно курят в сторонке и просят создателя создать их обратно. Точно, на следующий День Всех Святых так и наряжусь, назовусь Тупым-Идиотом-Которому-Ночью-Все-Таки-Перепало и отправлюсь пугать Беллза. Если он начнет заикаться, наши песни приобретут еще одну редкую изюминку.
А может, и вовсе не стану никем наряжаться. Вернусь с репетиции, не переоденусь и буду задроченным лузером, слабохарактерным до такой степени, что при любом неверном движении жаждет только залезть кому-нибудь на ручки и никогда больше с них не слезать.
Находится этот самый Беллз на кухне и, слава богу, больше не на подоконнике. Он сидит за столом и пьет чай, но, стоит только ему меня заметить, гибкой ласточкой бросается на пол, под столешницу, неумело имитирующую древесину. Ложка звонко сталкивается со стенками чашки, а я скрещиваю руки на груди, чуть наклоняю голову и с незаметной ухмылкой, иронично интересуюсь:
- Что ищешь?
В ответ – тишина. Кажется, он надеется, что я все-таки не успел заметить его и сейчас уйду, но не тут-то было. Продолжаю стоять, не двигаясь с места, Мэтт печально вздыхает и вылезает обратно, по пути ударяясь затылком. Он берет блокнот и отвечает парой широких росчерков.
- «Собственное достоинство», - зачитываю я вслух и против собственной воли хмыкаю. Беллз разве что не поджимает по-собачьи уши, заставляя немного смягчиться. – Не там ищешь. Оно затерялось где-то давно и далеко вместе с моим.
Он смиренно пожимает плечами и садится обратно на табуретку. Осторожно опускаюсь рядом, ожидая чего угодно, но, к моему удивлению, ничего не происходит. Мэтт делает еще один глоток из наполовину опустевшей чашки и смотрит невидящим взглядом в одну точку. Немного странно, что он не убегает, хотя мне почему-то кажется, что он тоже это чувствует: хоть теперь-то мы должны поговорить.
Ведет он себя гораздо спокойнее, чем обычно. Не истерит, не впадает в панику, не убегает и не скрывается, не срывает на мне накрученную злость и не пытается броситься в реку с камнем на тонкой, почти что птичьей шее. В отличие от меня.
Никогда не расскажу ему о сегодняшнем пробуждении: мне стыдно.
Создается впечатление, что Мэтт по какой-то причине рад – тому, что прошлой ночью первый шаг сделал наконец-то не он, а я. Тому, что мне удалось понять и принять. Тому, что не оттолкнул и поддержал, пусть даже в таком… начинании.
Зачем прятаться и говорить загадками, зашифрованными иероглифами? Беллз, тебе достаточно только намекнуть – и я тут же женюсь на тебе, даже не переодеваясь в более чистые парадные джинсы.
Только он почему-то этого не понимает.
- По-моему, нам нужно поговорить, - предлагаю я.
Мэтт поднимает голову и делает волнообразное движение рукой, которое можно расценить и как «да», и как «нет», и как «да нет, наверное». Что ж, мне выгоднее принять его за «да».
«Я не могу говорить», - пишет он и аккуратно кладет передо мной записную книжку, в которой осталось совсем мало страниц.
Попытка снова увильнуть?
- Только не включай идиота, - прошу я. – Даже если ты разучишься писать, я сделаю тебе таблицу с алфавитом и заставлю выкладывать слова по буквам.
Ответной репликой следует еще один обреченный вздох. Осознать, что от ответственности все равно не отвертеться, лучше раньше, чем никогда.
За окном светит солнце. После пасмурной зимы оно кажется чересчур жизнерадостным, чересчур ненастоящим, искусственным, искусно выполненной рукой мастера подделкой. Своими теплыми лучами оно охватывает все, до чего дотянется, золотит крыши, отсвечивает в окнах, бликами играет во всклокоченных волосах. На первых порах привыкшие к сумраку глаза отвергают его, щурятся и жмурятся против воли, не пропускают ультрафиолет, оберегая сетчатку. Однако кожа все равно чувствует вступление весны в полную силу и предчувствует грядущие перемены.
«И о чем ты хочешь со мной поговорить?» - смиренно вопрошает он, наконец-то спокойный.
А у меня вдруг слова застревают в горле, язык завязывается в узел, все слова напрочь вылетают из головы через уши. Я не репетировал разоблачительных речей и признаний в любви, но хотя бы имел представление о том, что буду говорить. Что же мне сказать? Импровизировать по ходу пьесы?
Голос кажется слишком хриплым, фанерным, а фразы – кривыми, неверно построенными.
- Мы должны понять, что из этого выйдет. Что мы будем делать. Мы нехорошо поступим, если наплюем и пойдем дальше, потому что рано или поздно нам это еще аукнется.
«Я не невеста, обесчещенная до свадьбы, - сообщает за него бумага, но специфический говор вибрирует в ушах вместе с характерной картавой «р». – Ты слишком загоняешься по пустякам».
Это я-то загоняюсь?
Мэтт неуютно ерзает под моим внимательным, испытывающим взглядом. На вид он – бледня бледней, и вовсе не в том жизнеутверждающем значении, которое приходит в голову в первую очередь. Хотя похоже. Белые, без кровинки, скулы расцветают едва ли не аллергическими пятнами красно-морковного цвета, спускаются на шею, где сливаются с укусами, и уходят под футболку. Засосы покрывают почти всю поверхность кожи: подбородок, выступающий кадык, ключицы, грудь – все, во что вслепую мне удавалось ткнуться губами. Живописный вид, красочный, навевающий определенные мысли, а мне – и воспоминания, обрывочные образы, отголоски ощущений, по-прежнему слишком свежих и ярких.
Почему ты не шлюха, Беллз? Обыкновенная безликая шлюха, не претендующая на чувства и не заслуживающая их? Деньги у меня есть, а проблем бы не было.
Хотя тогда, наверное, я не хотел бы тебя настолько сильно.
«Ну что ты хочешь, чтобы я сказал?» – наконец не выдерживает он.
Пожимаю плечами.
- Не знаю. Что-нибудь. Ты эту кашу заварил, ты и будешь нашим предводителем в ее расхлебывании.
Беллз комично морщит носик, не слишком польщенный новым званием. Он стучит кончиком карандаша по столу, его рука подрагивает, выбиваясь из ритма. А потом принимается писать.
За время, прошедшее с момента получения травмы, навыки отточились, и теперь грифель мелькает со сверхзвуковой скоростью, едва ли касаясь бумаги. Почерк стал немного более неразборчивым и неровным, зато в этом есть и плюсы: теперь Мэтт способен отвечать более длинными и распространенными предложениями.
«Ты определись, чего ты хочешь. Сначала ты ищешь тишины и спокойствия, свободы от моей эмоциональной части, которой тоже пришлось несладко. Ты хочешь забыть все, что было, и зажить, как раньше? Пожалуйста! Но только я переступаю через себя и даю тебе такой шанс, готовый закрыть на случившееся глаза и больше к этому не возвращаться, как ты тут же пытаешься вновь влезть грязными руками в свежую рану и расковырять ее. Может быть, дело не в нас, а только в тебе одном?»
Может быть. Может быть, я просто придумал все сам и теперь страдаю, попав в ловушку собственного разума?
Или, может быть, вижу массу смысла там, где его нет?
А может быть, много лет назад на футбольном поле под дождливым небом я просто не дал от ворот поворот одной маленькой голубоглазой серой мышке, решившейся попросить меня дать ей пару уроков игры на гитаре. Никто не знает, как все могло бы сложиться, если бы я не проявил остатки своих лучших качеств и просто отказался. Или впечатал кулак в высокую скулу, или столкнул щуплое тело с пристани. Или просто посмеялся.
Я в любом случае оказываюсь виноват.
- Я не хочу портить наши отношения. Я хочу понять тебя и чтобы ты понял меня. Ведь мы друзья.
Мэтт качает головой, что-то пишет и кладет блокнот передо мной. Не дожидаясь моего ответа, он легко встает, буквально вспархивает со своего места и удаляется в другую комнату, а я читаю и не знаю, плакать мне или смеяться:
«В таком случае дерьмовые мы друзья».
И мы снова не замечаем друг друга, а ведь счастье было так близко. По-прежнему находимся в одной квартире, сталкиваемся в одной комнате, сидим на одном диване, смотрим один телевизор, дышим одним воздухом, но дальше этого дело не заходит. Неловкая тишина заполняет все пустоты, усугубляет положение, окончательно портит настроение, которое при почти-согласии поговорить даже немного улучшилось.
Идиотизм какой-то, как, ну как нам вечно удается все так феерично портить?!
Напоминает ту сказку про журавля и цаплю, которые то и дело ходили друг к другу свататься и все никак не могли прийти к консенсусу. Явится журавль – цапля откажет, потом подумает, пожалеет, припрется к журавлю. А тот уже настроил себя против нее и дает ей от ворот поворот. Цапля уходит ни с чем, но тут журавлю бьет что-то в темечко, он срывается с места и на всех парах несется пробовать еще раз.
Хотя журавль и цапля – это я загнул, они – птицы высокого полета. А мы так, максимум два дятла. Долбим без конца одно и то же дерево, залетая с разных сторон, и добраться до середины не можем.
Что мне, спаивать его, одолевать уговорами? Ползать на коленях, унижаться и упрашивать уделить мне хоть пару минут? Или идти на безумные хитрости и обманом выпытывать истинные причины скотского поведения?
Хрен мне: этот меня сломает, но сам не сломается.
Хотя идея хороша, можно было бы попробовать. Но как? Если брать в учет, что мы снова не разговариваем и, вполне возможно (я не уверен), видеть друг друга не хотим до самой нашей смерти. Разумеется, в один день после долгой и счастливой жизни.
Попытка не пытка.
Уже ближе к ночи мне удается уломать Мэтта поиграть в карты. Просто пара ничего не значащих партий, разнообразие: от зомбирующего ящика и идущего по нему без перерыва бреда скоро начнет плавиться мозг. Беллз, подозрительно нахмурившись, осторожно соглашается, и мы устраиваемся на диване друг напротив друга. Я раздаю и поясняю в ответ на вопросительный взгляд:
- Играть будем в покер. Умеешь?
Он неуверенно кивает. Отлично, я все равно уверен, что хуже меня.
Пока что все идет по плану.
«На что?» - задает он закономерный вопрос.
- На правду, - демонически ухмыляюсь, однако тут же напускаю на себя ангельский вид. – Еще нам не хватало друг у друга деньги выигрывать. Если проигрываешь ты, я задаю тебе вопрос. Если я – наоборот. Или можно просто в качестве расплаты рассказывать что-нибудь… личное. Более-менее.
Черт.
Кажется, это я загнул.
Но Беллза уже охватил азарт, и, хотя его брови озадаченно взлетают под самую челку, он не отказывается. Он маленький ребенок – с ним и нужно прибегать к детским средствам.
Первую партию для разогрева специально проигрываю я и откровенно сообщаю, что, как бы там ни было, ни о чем не жалею. На удивление, признание его не шокирует, хотя быстрый жест – он нервно облизывает губы – выдает волнение. Контакт постепенно налаживается, если повезет, мне удастся получить честность в ответ на честность. Это всегда работало, даже тогда, давным-давно, на море, сработает ли теперь?
Вторую я провожу в полную силу, проигрывает уже Мэтт. Вид у него делается перепуганный, потому что теперь ему не отвертеться и он это знает. Глаза отрывисто вспыхивают необычайно ярким синим светом и тут же гаснут, он некоторое время кусает губы и все-таки берется за блокнот.
«Той ночью я не был пьян и контролировал свой действия, - слова из-под кончика карандаша выходят рвано, как будто Беллз впал в ступор и пытается воспротивиться. Фразы получаются через пень-колоду. – Просто… сорвался».
- Сорвался? – неуверенно переспрашиваю я и получаю в ответ кивок, показывающий, что я все правильно понял. – То есть ты хочешь сказать, что у тебя были такие мысли и раньше?
«Мне… было интересно, - изворачивается он. – Мысли были. Вот так все и вышло».
- Как?
«Я имею право больше ничего не говорить. Раздавай снова».
Но, к его огорчению, побеждаю я и в следующий раз. Подстава? Нет, просто Фортуна тоже хочет, чтобы мы друг другу выговорились.
- Продолжаем разговор, - поощряю я и готовлюсь слушать. Мэтт закатывает глаза. – Что? Я понимаю, что сложно, но, если хочешь, могу сделать вид, что я дядя Фрейд, - скрещиваю на груди руки и напускаю на лицо участливое выражение. – Вы хотите об этом поговорить?
«Нет, я не хочу об этом поговорить».
- А я хочу.
«Тогда заткнись ты хоть на минуту и дай мне сказать».
Ого, а котенок показывает зубки. Как бы мне сейчас не отгрызли какой-нибудь жизненно важный орган.
Делаю великодушный жест рукой, позволяя ему толкать речь, и окончательно замолкаю. Но Беллз, похоже, не рад. Он мгновенно теряется и беспокойно теребит в руках блокнот, не зная, что писать, потом грифель надолго застывает над бумагой, но я не тороплю, поскольку мне известно, что лучше позволить ему самому до всего дойти, чтобы не спровоцировать еще один гневный всплеск. Тишина затягивается, любопытство, жужжа, неприятно зудит где-то в области копчика, но я изо всех сил прикусываю язык и не издаю ни звука.

 Отправлено: 29.11.11 00:05. Заголовок: А Мэтт пересиливает ..

А Мэтт пересиливает себя и пишет:
«Помнишь ту ночь перед выступлением на Гластонбери? Когда я попросил тебя… в общем, попросил? Тогда мной руководил интерес, который, несмотря на твой отказ, никуда не исчез. Конечно, я мог бы попытаться об этом забыть, внушить себе, что это мерзко и неправильно, снять кого-нибудь, в конце концов».
Он прерывается и прикрывает глаза. Его ресницы ритмично подрагивают, из чего я могу сделать вывод, что он пытается сосчитать до десяти, чтобы успокоиться. Поразительно, что он вообще еще не сбежал: уж мне ли не знать, как болезненно он встречает любую попытку влезть к нему в душу?
И все-таки я не выдерживаю.
- Так почему же не снял?
«Я хотел, чтобы это был ты».
Ноющие мышцы подсказывают, что это не сон. Я не сплю, более того, я бодрствую и нахожусь в трезвом рассудке и добром здравии, а напротив сидит Мэтт, маленький и застенчивый Мэтт, которому до невозможности тяжело даются любые разговоры по душам. Мэтт, который сам себе на уме и без царя в голове, но при этом, наверное, самый здравомыслящий во всей долбаной вселенной человек. Мэтт, который замыкается в себе и любые потрясения предпочитает переживать в одиночку, потому что боится открыться и быть осмеянным.
Мэтт, смотрящий на меня широко распахнутыми глазами, на дне зрачков которых что-то дрожит и трепещет, как огонь на ветру, и сам он весь дрожит и трепещет, смешной, странный и несуразный, но по-прежнему самый необычный и искренний, вкладывающийся до конца и не просящий ничего, кроме отдачи.
Моргаю. Один раз, второй, смаргиваю с ресниц выступившие из-за продолжительного оцепенения слезы, надеясь, что они увлажнят роговицу и слова прояснятся, сложатся в другую фразу, колючую и насмешливую, ироничную, саркастичную, больно бьющую по самому нутру. Но этого не происходит, и мне начинает казаться, что я проглотил собственное сердце и теперь оно бьется у меня в пищеводе, разрывает тонкие стенки слизистых и карабкается обратно на свободу.
А Беллз боится отвести взгляд и боится получить ответ. Боится, что я назову его психом, и боится, что я встану и навсегда уйду. Из этой квартиры, из группы, из его жизни.
Однако мы повязаны, два в одном и по цене одного, шампунь и бальзам-ополаскиватель, мобильный телефон с двумя SIM-картами, сиамские близнецы, доктор Джекилл и мистер Хайд… Два начала одного человека, в конце концов. Ангел и чертик, сидящие на его плечах. Разные и потому – одинаковые, синхронно мыслящие и дышащие в такт.
Мы смотрим друг на друга, как на музейные экспонаты, сохранившиеся с античных времен, и боимся выдохнуть, чтобы не рассыпаться, не разлететься высохшей пылью, не обратиться прахом. И в горле пересыхает, и язык внезапно перестает подчиняться приказам мозга, и буквы путаются в голове, меняясь местами.
Но, несмотря на это, мне удается спросить:
- Почему?
Мэтт вздрагивает: обращение выдернуло его из вязкого, мутного, сладкого забытья. Он пребывает в прострации и хлопает глазами, а потом опускает голову и испепеляет блокнот взглядом, как будто он – враг народа номер один, сто двадцать семь лет не платящий налоги. И выводит:
«Я доверяю тебе больше всех. К тому же... Мы были близки во всех смыслах, особенно в эмоциональном. И мне казалось, что это сблизит нас еще больше».
А в итоге едва не порвало все нити к чертовой матери.
И тут же становится не до игры. Карты бесполезной кучей ламинированных прямоугольных кусков тонкого картона лежат между нами, пестрея червами и бубнами, тузами, джокерами и королями, а на самом верху, как венец, гордо красуется пиковая дама, прекрасная, манерная и элегантная, но тревожащая и такая роковая.
Смотреть друг на друга почему-то становится невыносимо. Мы одновременно разворачиваемся к стене лицом, вытягиваем ноги и скрещиваем на груди руки. А в голове один за другим проносятся заманчивые варианты развития событий, некоторые дразнят своей откровенностью, некоторые заставляют задыхаться от возможного счастья, а некоторые хочется сразу же забыть и больше никогда не вспоминать. Мы и без того провели вместе больше времени, чем среднестатистическая семейная пара, но что, если бы этого времени могло быть гораздо больше? Сорок восемь часов в сутки, четырнадцать дней в неделю, шестьдесят - в месяц и семьсот – в год. Одна жизнь на двоих, но не состоящая из половинок, как сейчас, а цельная.
Что, если?
Молчание тяжелеет, тяготеет и давит на плечи, довлеет дамокловым мечом и будто бы собирается вдавить нас в пол в том случае, если мы так ничего и не предпримем. Отчего-то потеют ладони, и мне приходится незаметно вытереть их о джинсы.
- Правда? – негромко произношу я и периферическим зрением отмечаю, что Мэтт кивает. – А потом? Понравилось? Или ты решил, что еще один заход будет способен сгладить все неровности?
Еще один утвердительный кивок. Непонятно, к какому конкретно вопросу он относится, потому что может относиться и к обоим сразу, но я дальновидно не переспрашиваю, надеясь, что в случае необходимости он сам все прояснит.
Однако объяснений не следует, и, наверное, это к лучшему. Ведь мне есть, что сказать, столько всего, только дай зацепку – и меня унесет, выболтаю все, что на уме, на душе и на сердце, что было и чем стало, как, почему и зачем. Объясню свое перманентное присутствие под боком, выдам все причины покорности, без утайки открою все секреты. Расшифрую поток информации, опасной и вредоносной, вне зависимости от того, чего мне будет это стоить.
Скорее всего, добью остатки доверия. Потому что кто в здравом уме захочет дружить с человеком, который постоянно следует по пятам лишь из-за слепой надежды на то, что рано или поздно ему что-нибудь перепадет, обломится, как высохшая ветка с дерева? Кому будет приятно пребывать в обществе человека, который с самого начала дружбы поступал нечестно, утаивая чувства и выдавая себя за лучшего друга, только друга и ничего больше?
Кто захочет продолжать общение с человеком, который, будем до конца откровенны, только и видит сны о том, как добирается до желаемого, недостижимого наяву, сдирает с него джинсы и…?
Может быть, если сейчас я откроюсь, Мэтт больше никогда не сможет смотреть мне в глаза. Как сейчас.
Теперь я сам начинаю жалеть о том, что решил негласно объявить сегодняшнюю ночь ночью откровений. Изначально мне казалось, что чистейшая правда с обеих сторон послужит цементом на стройке новых отношений, нерушимых и неуязвимых, но все, как это обычно и бывает, снова пошло не так. Хотел как лучше – и получилось как всегда. Мне не должно быть плохо – никому не должно, однако в солнечном сплетении пульсирует и жжется, как будто желудочная кислота вдруг выплеснулась, залила собой все внутренности и теперь постепенно пожирает их, сжигает и проедает, точно растворитель – краску.
Это не кошки на душе – кошки не умеют так остервенело скрестись.
Не понимаю, почему я все еще здесь. Почему не пытаюсь сбежать от самого себя и избавить его от своего прогнившего общества, забыв о том, кто же виноват в моей моральной испорченности в первую очередь.
Да я сам. Потому что Мэтт, при всем его грязном языке, на такое не способен.
А Беллз сидит с озабоченным выражением на лице и до крови кусает губы, словно не может решить, говорить ему или нет. Но в итоге он все равно не выдерживает и изливает свои переживания на блокнотный лист, который вырывает и отдает мне в руки.
«Мне не нравятся девушки».
Мне нравишься ты.
«Правда?» - хочется спросить мне, но вместо этого я затыкаю внутренние голоса, вздумавшие хором петь серенады, и выбираю нейтральное, осточертевшее и навязшее на зубах, напоминающее малобюджетную арт-хаусную мелодраму:
- Вполне возможно, что тебе просто еще не попалась та единственная, с которой ты захочешь провести всю свою оставшуюся жизнь.
Мэтт отрицательно мотает головой, отбирает клочок бумаги и подписывает снизу: «Ты не понял. Они вообще меня не привлекают».
И ты решил лечь под собственного лучшего друга, потому что безотказный Доминик не может сказать «нет»? Ради рядовой проверки?
Чего уж там. Сегодня – ночь откровений, и мы будем зажигать под несуществующую музыку до самого утра, пусть даже этот диалог будет последним в нашей жизни.
- Мне тоже.
Скулу обжигает резкий взгляд, но титаническим усилием мне удается сдержать под контролем каждый мимический мускул и даже не повернуть голову, хотя внутри все то ли по-щенячьи визжит и ликует, то ли трясется, как осиновый лист на ураганном ветру.
«Но есть один человек, который мне нравится, - добавляет Беллз. Создается впечатление, что его прорывает, каждое слово дается ему гораздо легче предыдущего, глаза, принявшие цвет штормового морского неба, потихоньку светлеют и приобретают оттенок голубой лагуны. – Только я ему пока об этом не сказал».
Мы так похожи друг на друга, что даже на грабли наступаем одни и те же.
- Так какого же хрена ты тянешь резину? – приподнимаю бровь и слегка поворачиваю голову в го сторону. – Признайся. Лучше поздно, чем на пьяную голову и потом ничего не вспомнить.
Его рука рывком взлетает и приглаживает нелепо длинными пальцами взлохмаченные волосы. Странный жест – он делает так очень редко, только в моменты, когда собирается сообщить новость, которая кому-либо другому может показаться сущей мелочью, но является очень важной для него самого. И эти диванные посиделки до ужаса напоминают те полежалки, когда я едва не сорвался и чуть было не признался ему во всем, по пути, однако, очень успешно проглотив предательские слова. Но тогда у меня оказалась кишка тонка; может, хотя бы Мэтту хватит храбрости не спустить свой шанс в канализацию.
У меня появится еще одна причина для гордости.
«Я даже не знаю, - растерянно отвечает Беллз. – А вдруг я получу отказ? Или надо мной посмеются?»
И снова этот взгляд побитой собаки, которому невозможно сопротивляться. Это непостижимо – в одну секунду он может скупо выплевывать пошлости, от которых поджимаются пальцы на ногах, а в животе все скручивается в тугой узел желания, а уже в следующую – изображать ангела во плоти, чистого, невинного и непорочного.
Он сам не осознает, какая сила в нем заключена; наверное, это и к лучшему. Наш мир не выдержит бесшабашного урагана по имени Мэтт-Беллами-Осознавший-Силу-Своего-Обаяния, которому хватит рекордно короткого времени, чтобы смести все на своем пути.
- Вечно я должен тебя учить, - устало вздыхаю, поворачиваюсь к нему лицом и смотрю ему в глаза, надеясь, что получается достаточно проникновенно. – Давай договоримся: если ты признаешься своему человеку, я признаюсь своему. И пусть даже мы не встретим понимания – какая разница? Главное – мы попытались. Так будет честно. По рукам?
Мэтт с непонятно откуда взявшимся жаром кивает и улыбается краешками губ – так, как только он умеет. Потом сжимает руки в кулаки и тут же разжимает их, разминая пальцы, с непоколебимой уверенностью берется за блокнот, в котором остался последний лист. Беллз пишет осторожно, даже не пишет, а рисует, экономя пространство; мелкие значки и закорючки уютно теснятся друг к другу, прижимаются боками к соседям, звено за звеном превращаются в витиеватую каллиграфическую вязь.
Я и не догадывался, что Мэтт умеет писать красиво и разборчиво, а не как курица лапой. Неторопливо и размеренно, как будто с чувством собственного достоинства, как человек, который знает цену времени, но умеет при этом правильно им распоряжаться, как хозяин положения и вообще – всей этой жизни.
Он недолго колеблется, прежде чем отдать мне записную книжку, и беспокойно стискивает челюсти, пока я скольжу взглядом по ровным, как на подбор, строчкам, взволнованно кусает костяшки пальцев, прижимая их ко рту.
«Если сегодня мы решили быть честными и откровенными до конца, - сообщает запись, - то я уже давно хочу сказать то, что разом объяснило бы мое ненормальное поведение, припадки, психозы и истерики. Даже не сказать, а… признаться. И теперь, после нашего уговора, моя уверенность в необходимости открыться только окрепла».
И больше на листе нет ничего. Под текстом осталось сколько-то свободного пространства, достаточного для отрывистой, вырванной из контекста фразы, но недостаточного для полноценного разговора, стройные блеклые линии ровно расчерчивают страницу, но при внимательном разглядывании они и не думают пускаться в пляс. У них нет ничего общего с психоделическими фигурами, возникающими на изнанке крепко зажмуренных век, они сами по себе. Отдельные. Особенные.
- Так признавайся. Я внимательно слушаю.
И слушаю я звенящую, как капель, тишину, потому что Мэтт медлит. Он не торопится забрать у меня канцелярские принадлежности, служащие сейчас его языком, губами и голосовыми связками; не спешит заполнить оставшийся пробел трудноразличимыми символами и уж тем более – передавать их мне на экспертизу, для того чтобы я пришел к определенному умозаключению и вынес вердикт.
Из-за томительного ожидания кажется, что висящие на стене и обыкновенно незаметные часы тикают оглушающе громко, напоминая пистолетные выстрелы. Им вторят шелест только появляющихся на деревьях листьев и теплый ветер, заунывный вой собак где-то на соседней улице и шорох шин заблудших в наших гиблых краях такси. Они сливаются в немелодичную мелодию, песню без слов, оставляют после себя только неритмичный ритм, не попадающий в собственный такт, но именно этим очаровывают, успокаивают и усыпляют.
Наконец Мэтт решается, торопливо и неаккуратно черкает на листке и всовывает его мне в руки. Фраза состоит всего лишь из трех коротких слов, как можно было так долго соображать?
- «Ты придурок, но…» - зачитываю я зачем-то вслух и перевожу взгляд выше, на его лицо. – Но…?
Мэтт судорожно сглатывает – при этом его кадык резко дергается, приковывая к себе все внимание. Прикрывает глаза, проскальзывает кончиком языка из одного угла рта в другой и судорожно выдыхает:
- Я…
Ослабевший без постоянной практики голос напоминает скрежет заржавевшей циркулярной пилы. Он обдирает горло, бритвой полощет по еще не зажившим связкам, и Мэтт заходится в сухом хриплом кашле. Его сгибает пополам, грудью он почти ложится на колени, а в уголках глаз выступают бессильные слезы. Самое страшное – то, что я ничем не в состоянии помочь, мне приходится просто сидеть и смотреть на то, как трясутся плечи, как дрожит все тело, а сам Беллз задыхается, хватает ртом воздух и безуспешно пытается обуздать неожиданный приступ, который вскоре все же проходит.
Хотя губы движутся быстро и незаметно, мне удается уловить немое, но раздраженное «черт», за которым следуют «какого хрена» и «пиздец». Потрясающе: стоило мне оказаться запертым с немым человеком в четырех стенах, как я тут же приобрел массу полезных навыков, в число которых входят умение читать по губам и ангельское терпение. Все-таки действительно, человек – такое существо, что приспосабливается ко всему. Спасибо, Дарвин.
Мэтт встряхивает головой и снова выпрямляется, намереваясь сделать еще одну попытку. Он восстанавливает такие показатели, как пульс и дыхание, приходит в себя и скромно улыбается, как бы извиняясь за случившееся.
По-моему, кто здесь и должен извиняться, так это только я. За все.
- Ты в порядке? – с участием окликаю я и получаю утвердительное движение плечом в ответ. – Так что ты собирался сказать?
Он снова дергается: еще не время. Если потребуется, я могу ждать вечно, что наглядно демонстрируют полжизни ожидания за спиной и вся оставшаяся жизнь – впереди. Однако Беллз решает долго не тянуть, действовать, пока остатки уверенности еще тлеют в груди, как угли в давно погасшем огне.
- Я тебя люблю, - выпаливает он и хмурится, жмурится, словно в ожидании взрыва. Между его бровей залегает глубокая складка.
Почему-то эти слова не отзываются глухой болью где-то под правым легким, хотя сердце - оно с другой стороны. И не приходит ликование, затаившееся глубоко внутри и только выжидающее своего звездного часа.
Вместо них наступает невероятное облегчение. Хочется запрокинуть голову и смеяться до наступления гипервентиляции и кратковременной отключки. Как будто гигантский гнойный нарыв, зреющий и изводящий вот уже тринадцать лет, наконец вскрылся. Наверное, если бы я стоял, от резко нахлынувшей слабости у меня подкосились бы колени.
Еще полгода назад, услышав эти слова, я бы принялся скакать козлом по всем более-менее подходящим для этого поверхностям и громко вопить, надрывая горло.
Но я слишком для этого устал и эмоционально опустошен. Последний бессмысленный всплеск энергии высосет из меня остатки чувств и оставит после себя одну только полую оболочку, тонкую и ломкую, как яичная скорлупа. И я не собираюсь гадать, как все будет складываться через десять минут, через десять часов, через десять дней. Резко становится наплевать на то, что было, ведь вчера никогда не случалось, завтра никогда не наступит, верно? Тогда какой смысл оглядываться на былое и ждать чего-то, что никогда, возможно, не произойдет, стирая, точно мел с доски, границы настоящей реальности?
Никакого. Абсолютно.
Беллз сверлит меня испытывающим взглядом, но на его глазном дне плещется откровенный страх. Он ждет моего ответа и, может, немного злится – на себя и на то, что я медлю, тяну время, залипаю и сохраняю дебильно-отсутствующее выражение лица.
Что ему сказать?
Что это самое нелепое и идиотское, но самое желаемое и долгожданное признание в любви в мире?
Теперь мы поменялись ролями. Сейчас он всунул все свое существо в мои руки и попросил поступать с ним так, как мне только заблагорассудится. А я боюсь сжать пальцы, чтобы вдруг не раздавить, и не знаю, что мне с ним делать.
Но одно мне известно точно: теперь у нас все наладится. Все будет хорошо.
А Мэтт моргает в недоумении, когда я растягиваюсь на диване в полный рост, потеснив его, закидываю руки за голову, с облегчением вздыхаю, блаженно улыбаюсь и, наконец-то приняв окончательное решение, выношу вердикт, неумолимый и беспощадный:
- Так тебе и надо.

КОНЕЦ.

 Отправлено: 29.11.11 00:08. Заголовок: и, как обычно, выкла..

и, как обычно, выкладываю файл целиком. мало ли, вдруг кому понадобится, чтобы не собирали кусками по всей теме.

http://ifolder.ru/27550893

 Отправлено: 29.11.11 00:38. Заголовок: я сейчас разрыдаюсь ..

я сейчас разрыдаюсь сквозь смех. не, правда. или рассмеюсь сквозь слезы.
ты не поверишь, но для нас это чертово слово "конец", как минимум меня режет по живому. с замиранием сердца читая последние абзацы, невероятным усилием заставляя себя не "бежать вперед поезда", я вообще... бляяя.
да, несмотря на свое "буду читать только после тринадцатого"... - кстати, почему раньше все кончилось? так, ладно, это был риторический вопрос, нахер ответ.
я просто хочу сказать, что я не знаю, что сказать. рассыпаться в любви-благодарности-соплях будет, наверное, чересчур банально, однако... у меня другого выхода нет х)

upd. перечитал последние две главы под tha cranberries - never grow old, да и вообще под весь этот альбом "wake up and smell the coffee", идеально, на мой вгзгляд, легло. оставило приятный привкус открытого финала с явным хэппи-эндом) как-то так. Оффтоп: особенно по тексту never grow old и this is the day - думаю, Дом сказал бы что-то такое этому придурку)

умножай этот фидбек на миллион раз да и то не ощутишь всю степень моих эмоций и чувств к тебе.
я люблю тебя :3

 Отправлено: 29.11.11 01:12. Заголовок: многоуважаемый Сусел..

многоуважаемый Сусел, это, мммм, кккак жж... ээээээ???

 Отправлено: 29.11.11 01:16. Заголовок: это было внезапно. ..

это было внезапно.
может, завтра я найду что сказать и выдам что-нибудь более содержательное. может, и смогу выразить все то, что думаю об окончании этой истории и обо всей работе в целом. а пока в голове туман.
поздравляю, ты властелин колец поразительный человек.
тебе удалось такое...
в общем, спасибо тебе. за всё

 Отправлено: 29.11.11 01:35. Заголовок: Дражайший Just_Emoti..

Дражайший Just_Emotion !

Простите, но я сейчас безбожно похерю все нормы приличия, правила форума, да и вообще все, что только можно, и напишу здоровенный пост, преисполненный чувствами. Заранее простите меня за размер и форму повествования, но я чувствую, что это мой долг.
Я помню тот день, когда впервые наткнулась на Starlight. Тогда я перерывала весь интернет в поисках чего-то стоящего по Беллдому, и мои поиски увенчались успехом, я влюбилась в этот фик уже с первых строк - ранние годы наших героев всегда являлись обольстительной идеей. Он тронул меня глубочайше. Насыщенный не только смыслом, но и красочными действиями, написанный очень красноречиво, имеющий неповторимый стиль. Это был не фик, а мечта, то, что я искала долго, и не только по этому, прямо скажем, не самому популярному, но самому прекрасному и горячо любимому мною фэндому. И на следующий день я нашла Endlessly. И прочитала его залпом за один вечер. Оторваться было невозможно. Знаете, вот сейчас, пытаясь подыскать верные слова, я понимаю, что их просто не найти. Нельзя всю ту глобальную работу, написанную вами, описать парой-тройкой слов. Слишком сильные эмоции. Слишком увлекательный сюжет. Слишком живое повествование и натуральные переживания. Я никогда не понимала людей, которые плакали над фанфиками - это ведь все неправда, это ведь все выдумка, этого ведь никогда не происходило. А в конце Endlessly, дочитывая последние строки, я вдруг осознала, что действительно плачу. После этого я не могла заснуть всю ночь. Ваш фик заставил меня задуматься не только о его содержании, но и о жизни в целом. Я перечитывала его 3 раза целиком, и только на 3-й раз мне удалось не пустить слезу, дочитывая эти самые последние строки. Уже в тот день, когда я закончила читать вторую часть, я стала навеки вашей фанаткой. И вот, спустя месяц после прочтения, я вдруг обнаруживаю, что тот самый фик, который зацепил меня как ничто другое раньше, имеет продолжение - Invincible. И в тот день радости моей не было предела. Я с замирающим сердцем бросилась читать его, но вскоре поняла, что это совсем не то, на что я рассчитывала. Что больше не будет той детской невинности, той светлой радости, которая, все-таки, присутствовала в предыдущих частях. Нет. Дети выросли, и столкнулись с серьезными трудностями. Казалось бы, такой резкий переход после двух объемных частей истории. Но с удивлением я поняла, что он вовсе не кажется лишним или же выбивающимся. Он был именно таким, каким должен был быть. И снова я верила каждому слову. И теперь в моей жизни раз в неделю был самый настоящий праздник, которого я ждала с придыханием и волнением. И это было удивительно - то, как каждый раз без исключения новая глава заставляла не просто прочувствовать все на своей шкуре, но и оставляла осадок, который не растворялся на протяжении всей последующей недели. И то, насколько непредсказуемо поворачивался ход сюжета. Я до последнего абзаца была уверена, что ни на какой хороший конец можно и не рассчитывать.
А конец просто выносящий. Меня до сих пор бьет настоящая истерика пойду выпью валерьяночки.
Вроде бы, Хэппи Энд, о котором можно было только мечтать, но не стандартный, непредсказуемый, натуральный. У них ведь теперь все будет хорошо, правда?
Не верю, что это конец. Что больше не будет ожидания вторников и переживаний за таких неоднозначных, но уже родных героев. Просто не верю. Как жить-то дальше? Как проснуться завтра с пониманием того, что эта история кончилась, и, как ни в чем не бывало, влиться в привычную жизнь?

Не умею я кратко и четко. Кажется, я уже упоминала это ранее, но я никогда прежде не сталкивалась с подобной работой. Сейчас я с уверенностью могу сказать, что это одна из лучших работ, прочитанных мною вообще.
Этот фик был и моей жизнью. Вы, автор, герой, что взялись за такое произведение, и выполнили эту работу на "Превосходно".
Я знаю, что вам бессчетное количество раз говорили, что вы - талантливейший автор, и что вас этими словами уже не удивишь, но я просто хочу еще раз выразить восхищение и восторг, которые переполняют меня. Вот честное пионерское. У вас чудесный дар, даже не просто талант, а именно дар - и я уверена, что если вы и впредь решите ступать по пути писательской деятельности, вы добьетесь неимоверных успехов. Чего я вам, собственно, и желаю от всей души, и пламенно клянусь всегда быть в первых рядах ваших почитателей.

Я попыталась описать все, что чувствовала, покрасивше, да вот все равно не вышло. Нет, вы не подумайте - под каждым словом я всей душой оное и подразумеваю. Но я, к сожалению, не имею таланта писать, и не могу выразить чувства словами. И, если честно, я не могу найти подходящих фраз - они все куда-то разбегаются. Словами не выразить. Зато чувств выше крыши. Так что знаете, просто... спасибо вам. В самом полном и чувственном смысле, который это слово только может вместить. Спасибо за чудесные вторники, которыми я жила на протяжении четырех месяцев. Спасибо за то, что привнес в мою жизнь ваш фик - а он привнес немало. Спасибо за все.
До безумия хотелось бы пообщаться с вами, и, так сказать, познакомиться поближе, не сочтите за наглость. Но это уже не по теме
Посылаю вам лучи любви и благодарности и со спокойной (Да какой, к черту, спокойной, после такого-то? ) душой отправляюсь все хорошенько обдумывать.

Еще раз простите, что превратила отзыв в какое-то сочинение-рассуждение, или, иными словами, в многовосторженныхбукоф.)

 Отправлено: 29.11.11 08:14. Заголовок: После вышестоящего к..

После вышестоящего комментария даже и не знаю, что сказать. Но я попытаюсь найти верные слова.
Дети и впрямь выросли. Они уже другие, откладывать на потом обдумывание их отношений уже не выходит, нужно что-то делать - а они по-прежнему не умеют говорить по душам. Для меня именно эта идея была ключевой.
Было напряжение. Эти хреновы американские горки, когда то битьё посуды, то внезапносекс. А потом снова по разным углам. И ждёшь уже, ждёшь: ну когда же эти придурки поумнеют? Но нет, не умнеют - и это не противоречит предыдущим частям, а органично из них вытекает.
Такое ощущение, что эту часть было бы круто поставить как спектакль - два центровых актера, все остальные скорее как декорации, атмосферные персонажи, не более. В моём воображении уже проигрываются сцены в декорациях квартиры, я почти уже там, на премьере. Это было бы здорово, правда.
Конец был просто потрясающий. Я знала, надеялась, чувствовала - что угодно - что Мэтт признается, но не ожидала вот этого: "Так тебе и надо". Я надеюсь, что у них всё будет хорошо. Что не просрут запасную жизнь и уж на том самом Гласто, на который поедут, оторвутся. И после него тоже - но это уже другая история, гримёрочная.
При всём моём восторге и восхищении как самим рассказом (или повестью? в любом случае, это уже как-то больше, чем просто фанфикшен), хочу сказать об одной вещи. В какой-то момент стало предсказуемым, что если в этой части у героев всё хорошо, жизнь налаживается, то в следующей начнётся дерьмо - и так по кругу. В какой-то момент модель поведения героев кажется слишком уж однотипной - мы не знаем конкретную ситуацию, мы не знаем, что подумает Дом и как он это опишет, но примерно, в общих чертах, мы представляем, что мы получим на выходе. Возможно это вызвано дроблением Invincible на части, и стоит воспринимать целостный текст, не знаю.
В любом случае, я знаю, что я не забуду тот чудный момент, когда они танцевали под Yesterday, в любом случае, я буду надеяться, что твоя работа в фандоме ещё не закончена, быть может, разве что, ты отойдёшь от этой истории, этого мира, и мы увидим другие прекрасные работы твоего авторства.
Спасибо тебе, это здорово. *занавес, аплодисменты, кидаю цветы на сцену*