|
| |
Сообщение: 2027
Зарегистрирован: 20.11.08
Репутация:
14
|
|
Отправлено: 11.08.10 18:29. Заголовок: все. настоящий конец..
все. настоящий конец - и хватит с меня. всем спасибо, все свободны. 31. Эпилог. Хочется столько всего сказать, спросить, поведать, услышать, ведь мы так давно не виделись. Наверное, уже добрая пара лет прошла, если даже не больше; и не верится как-то, что столько времени уже, как будто только вчера стояли на вокзале, крепко-накрепко обнявшись, и шептали друг другу на ухо спутанный горячечный бред, прощаясь, перед тем как разъедемся обратно по домам. До сих пор все в мельчайших подробностях перед глазами записано, как на пленку, но вот, - на календаре уже, ни много ни мало, 2009 год, середина лета, и солнце светит так, будто его не смущает, что на часах уже девять вечера. Закат с каждой минутой краснеет все больше, алеет, не солнце, а подсолнух какой-то, хотя корни у этих слов одинаковые. В этот раз действительно – счастливые часов не наблюдают. Алекс – так точно, он ничуть не изменился, все такой же маленький, вечно взъерошенный, лохматый, в глазах по-прежнему задорно горит этот огонек, который так и притягивает мой взгляд. До сих пор мой. Будто и не было этих двух лет, мы просто разошлись на ночь по разным номерам, а теперь, наутро, решили просто выбраться куда-то и выпить кофе на завтрак. Невольно улыбаюсь, а он не спешит говорить, молчит, хотя чувствую, что ему тоже есть, что рассказать. Мнусь еще какое-то время, буквально пару секунд, а потом задаю самый неоригинальный вопрос из всех, что мог бы задать: - Как дела? Алекс пожимает плечами, показывая, что мои слова – несусветная глупость. Угловатый такой, нескладный, несуразный, майка на нем – как на вешалке. Смешной. Родной. - Мы уже несколько лет в одной тусовке: ты можешь посмотреть любые музыкальные новости. - Да не хрен мне твоя музыка? – не могу не отметить, что в моем голосе звучит что-то задорное, веселое; странно радостное, а он, Алекс, улыбается, и кажется, что всей той прорвы времени ДО не было. – Она у меня уже в печенках сидит, твоя музыка. Я о личном! Телефонные звонки по три минуты в неделю ни о чем не скажут. Мы снова в туманном Лондоне, хотя сейчас странно ясно, солнечно, безоблачно – кое-как вырвались на пару часов из собственных групп, внезапно оказавшись неподалеку от центра. Вместе. Конечно же, мы не могли упустить шанс вновь встретиться. - Я развелся. Алекса слишком действовала мне на нервы: ей нужно было знать всю информацию о каждом моем шаге. И в итоге я не выдержал. - А я женился. - Да ну?! – он удивленно смотрит на меня; его рот приоткрыт, брови – где-то прячутся под челкой, и он такой смешной, что не могу сдержать тихого смешка. – Когда? Он не знает об этом; знают все, кроме него. Я ведь тоже тогда так и не приехал к нему, просто не смог заставить себя, пусть и говорил себе, пытался втолковать, вбить в голову, что он будет ждать, что это – не для себя, для него. Что ради этого можно и потерпеть, переждать, а потом вернуться домой и дать выпуск всему, что придется заткнуть подальше на пару дней. После мы говорили всего пару раз, мельком, и то, кажется, в один из них кто-то из нас ошибся номером, но потом решил, что было бы нетактично бросать трубку. Я так и не рассказал ему, я не мог представить себе его укоризненный взгляд, и то, как он пришел бы, в серьезном костюме и улыбающийся, как противопоставление – серьезность и радость, под ручку с ней… Мое воображение просто зашло в тупик. Конечно, я точно знаю, что Алекс не поступил бы, как я; по-свински; он бы точно пришел, я знаю. И он был бы рад искренне, по-настоящему. Все-таки мне по-прежнему есть, чему у него поучиться. - Пару месяцев назад во Франции. Алекс мечтательно улыбается, его глаза заволакивает призрачная дымка, и можно было бы удивиться, почему упоминание этой солнечной страны вызывает у него такие эмоции. Но мы-то знаем, что к чему. Изо всех сил стараюсь не последовать его примеру, не потонуть в собственных мыслях, воспоминаниях, иначе приступ ностальгии может затянуться на энное количество времени, а у нас его сейчас не так много. Пока. - Скучаешь? - Не-а, - пожимаю плечами, хотя мы оба понимаем: это – наглая ложь. Я ведь специально упросил провести церемонию именно там, будто надеялся ненадолго вернуть то время. Правда, без Алекса все, что угодно, будет уже не то. – А ты? - Тоже нет. Нельзя же постоянно быть привязанным к одному периоду, ведь так? - Был ли период? – Алекс неопределенно молчит. – Вот и я так же думаю. Ладно, хрен с ним. Чего еще натворил? - Курить бросил. - А я и не начинал даже. Он низко смеется; его смех какой-то тихий, немного хриплый, рыкающий, и мне кажется, что я слышу его в первый раз. Такой. - Ты у нас вообще человек-образец, я в тебе и не сомневался. Продолжаешь там творить? Я о вас частенько слышу. - Да, мы сами немного не въезжаем, чего о нас вдруг все заговорили, - в моих словах нет ни капли неправды; я действительно не понимаю, почему на нас, тихих и незаметных, свалились все эти обсуждения, похвалы, восхищения. В один голос. – Что-то делаю, но все так уныло. Понимаешь же, все как-то поменялось. Делаю руками непонятный широкий жест, будто хочу объять необъятное. Алекс рассеянно улыбается, словно не понимает, о чем речь, но в его глазах я вижу понимание. Что-то защемляет внутри: это уже не та улыбка; почти – да, но чего-то в ней не хватает. Радужности, наверное, света. Ребячества. Мой ребенок вырос. - Возвращение к прежней жизни всегда уныло, особенно после того, как за каких-то полгода посмотришь сразу полмира. Это же столько эмоций, впечатлений, каких-то новых знаний! - Единственное знание, которое я получил, - это то, что «глюк» по-немецки – «счастье». Оба смеемся, и думаю, что, наверное, нужно было приспособить хотя бы свой профессиональный телефон под фотосъемку. У нас не осталось никаких доказательств того, что мы действительно объездили полмира в такие кратчайшие сроки. Правда, немного пополнился словарный запас, но, как известно, иностранцы всегда в первую очередь учат матерные понятия и прочий бред. Хотя сейчас эти знания совсем не важны: если я вдруг напрягусь и выдам что-нибудь суперэффектное, никто ведь не поймет, что именно я сказал, а оно мне надо тогда? Хотя для нас и целого мира было мало. Какое-то время молча смотрим по сторонам, опасаясь встречаться взглядом. Длительное отсутствие живого общения наложило заметный отпечаток – мы больше не можем спокойно трындеть сутками на любую тему и больше ни о чем не думать – ни о том, как это выглядит со стороны, ни о том, что за ерунду мы вообще городим, ни о том даже, что скоро спать будет пора. От неловкого молчания и гипнотизирования заходящего солнца спасает звонящий телефон Алекса, и как будто какой-то рефлекс срабатывает – незаметно сжимаются пальцы в кулаки. Стараюсь скорее забить в себе этот приступ, потому что до сих пор не забыл, что было в последний раз, когда не получилось справиться с собой, облизываю губы, глубоко вздыхаю, весь как-то внутренне сжимаюсь, не дышу весь разговор. Немного отпускает, когда я понимаю: это не то, чего я ожидал изначально. Алекс тарахтит быстро-быстро, по-прежнему невнятно. Нью-Йорку не удалось оставить на нем отпечаток; никаких следов – ни в речи, ни во внешнем виде, что не может не радовать. Особенно меня – человека, верного старым взглядам. Не понимаю, о чем разговор, да и хочу ли я понимать? Скорее всего, он означает то, что сейчас нам придется сворачиваться, вновь разбегаться на неопределенное время, ведь жизнь не стоит на месте. У каждого свои дела, заботы, у него группа. Да и у меня тоже. Алекс вообще сейчас в перманентном состоянии тура находится, и другие три четверти коллектива, наверное, должны хотеть меня разорвать, потому что я снова краду его у них. Как когда-то – у нее. Надоело быть вором. Пора довольствоваться своим собственным, которое я более, чем люблю. - …и хватит называть меня Дэвидом! – кричит Алекс в трубку, и в его голосе сквозит такое количество негодования, что мой фирменный счетчик Кейна откровенно зашкаливает. Такой забавный, взъерошенный, кипящий, немного взвинченный. Видно, что он на взводе; понимаю – я ведь и сам не люблю, когда меня называют вторым именем. – Да, ждите, я скоро. Иду уже, - он прячет телефон в карман, смотрит на часы, резко подрывается с места и виновато-извиняющимся взглядом смотрит на меня. – Мэтт дергает. Я побежал. - Ну беги обратно, - улыбаюсь в ответ, надеясь, что он не заметит грусти в моем голосе. Все-таки, что бы там ни было, его совсем не хочется отпускать от себя никуда. По-прежнему, хотя, казалось бы, это желание очень давно не встречало подпитки, его уже не должно и существовать. Алекс кладет на столик банкноту, придавливает ее пустой чашкой и интересуется напоследок, задумчиво запуская пальцы в волосы – все та же привычка, даже немного странно: - Больше не хочешь продолжать совместную деятельность? Все прошло очень успешно, а у меня как раз тур через пару месяцев заканчивается. - Нет, Алекс, прости, но на этот раз я – пас. Особенно, если повторится вся прошлая история. Он ухмыляется, и я вижу - не могу не увидеть - как в его голове за пару долей секунд вихрем проносятся воспоминания о том, что было. - Если память мне не изменяет, не тебе потом полторы недели было больно даже спокойно передвигаться. Чувствую в его голосе хорошо скрываемый укор, немного язвительно, немного – иронично, и пусть он по-прежнему солнечно улыбается, словно выдавая все за шутку, мне становится как-то не по себе, потому что это – одно из худших воспоминаний, которое я с радостью забыл бы. Так и подмывает напомнить ему о разбитой губе, показать уже давно зажившее плечо, прокушенное им – на нем по-прежнему остались следы его зубов, продемонстрировать несколько длинных и тонких белых шрамов на спине, оставленных его острыми ногтями – еще тогда, давно, когда он весь сжимался подо мной, такой хрупкий, дрожал, что-то шептал на ухо, просил не останавливаться… Но я этого не делаю. - Ты вечно запоминаешь все самое плохое. - Хорошее я тоже помню. Мы могли бы повторить. - Не сейчас. Может быть, когда-нибудь… - В любом случае позвони мне, если вдруг надумаешь. Я больше не выключаю телефон. - Позвони мне раньше, как только освободишься. Я скучал. - Я тоже скучал. Надеюсь, в скором времени увидимся. - Обязательно увидимся. До встречи. Алекс улыбается напоследок, и я быстро скольжу взглядом по его лицу, жадно, запоминая каждую черточку, потому что хочу отложить его в своей памяти именно таким – светлым, ярким. До следующей встречи. Которая обязательно состоится. Он уходит, а я смотрю ему в спину, по инерции даже щурюсь от ярких бликов солнца, играющих в его волосах. Он все такой же – маленький, тоненький, хрупкий. Мой. Продолжаю глядеть ему вслед, не двигаясь, его фигурка все уменьшается, пока окончательно не скрывается за первым поворотом. И думаю о том, что нужна всего лишь одна минута, чтобы заметить особенного человека; один час, чтобы оценить его; и один день – чтобы его полюбить. Но затем понадобится целая жизнь, чтобы его забыть. Я же пока не буду стремиться этого делать. У нас ведь, можно сказать, все только начинается. Во всех отношениях. Мы молоды, а это значит, что у нас впереди еще полным-полно времени. Целая жизнь.
|