|
| |
Сообщение: 195
Зарегистрирован: 21.05.09
Откуда: Москва
Репутация:
3
Награды:
|
|
Отправлено: 02.10.09 04:44. Заголовок: Я слышу, как вопит т..
Я слышу, как вопит толпа. Я чувствую это, физически, мое тело вибрируют в такт их крикам и биению пульса; их пульса; твоего пульса. Свет прожекторов заставляет кожу накаляться до предела. Я хочу, чтобы кто-нибудь увел меня отсюда. Потому что не уверен, что смогу справиться с этим сам. Я улыбаюсь им, но не вижу лиц. Только яркие вспышки фиолетового и бирюзового света. Тепло, жар, ритм, пульс; огонь, пожирающий тело. Выключите свет, я больше не выдержу. Я словно пьян, я задыхаюсь, не видя уже ничего, кроме твоего лица и блестящих глаз прямо перед собой. Не смотри на меня. Я никогда не видел у тебя такого взгляда. Говорят, что на сцене часто пробуждаются те демоны, которые прячутся глубоко внутри. Если это так, то твоих демонов я вижу впервые; и это почти невыносимо. Твои потемневшие глаза смотрят неотрывно прямо на меня, вглубь меня, вовнутрь. Ты улыбаешься, но я еще не видел такой улыбки. Отойди. Ради всего святого, отойди, избавь меня от этой пытки. Сделай один шаг назад, и, возможно, я вырвусь из этого поля. Я не слышу себя. Я уже ничего не слышу. Я только вижу, как ты шевелишь губами, не пытаясь спрятать улыбку, в паре сантиметров от моего лица. Тепло, жар, ритм, пульс. Ради Бога, Алекс… Последний удар по струнам – и кто-то словно вновь включает звук. Я опять слышу рев толпы. Они видят. Я чувствую, как дрожат мои руки. Ты отходишь на другой край сцены и начинаешь аплодировать вместе со всеми. Дышать становится чуть легче. Я хлопаю в ладоши, снимаю гитару – и ты снова рядом. Инстинктивно тяну к тебе руку, приобнимаю. Ты отворачиваешься ото всех и, не переставая улыбаться, утыкаешься в меня носом. Я щурюсь от невыносимо яркого света. Уведите меня отсюда. Всё вертится перед глазами, я опьянен, растерян, я словно смотрю на себя со стороны. Мы уходим за кулисы, и ты тут же хватаешь меня за запястье – крепко, властно. Незнакомо. Я чувствую, как под твоей ладонью бьется моя кровь. Ты бросаешь на меня короткий взгляд и усмехаешься; заметил. Тащишь меня за собой, мимо рядов аппаратуры, мимо тяжелых занавесов, почти в кромешной темноте, за руку, словно ребенка... Но я подчиняюсь; подчиняюсь, потому что знаю, что сам не смогу сделать ни шагу. Веди, куда угодно – только не смотри на меня так больше. Я чувствую, как моя кровь течет по венам, резко ударяясь о стенки сосудов; чувствую так остро, что меня это пугает. Мне наплевать, что это за дверь, что за комната, в которую ты заталкиваешь меня – я всё равно не в состоянии действовать самостоятельно. Я не знаю, что происходит – но это происходит, приводя в движение каждую клетку моего тела. Ты закрываешь за собой дверь и быстро разворачиваешься ко мне. Я успеваю заметить, что здесь довольно тесно; и темно. Свет проходит только через тонкие щели в двери, которую ты наскоро подпер сломанным стулом. Твои широко открытые глаза блестят в темноте, и мне всё больше не по себе. Но я не могу пошевелиться. Я слышу твое шумное дыхание и знаю, как раздуваются сейчас твои ноздри. Ты толкаешь меня на стену, подходишь так близко, что я чувствую твой запах. Совершенно невпопад мелькает одна-единственная мысль – я не должен был подзывать тебя к своему микрофону. Я думаю от этом, перебирая эту мысль по буквам, меняя местами слова, ощущая, как кровь начинает бешено стучать в висках, пока ты торопливо возишься с узлом моего галстука. Ты недовольно пыхтишь, и, в конце концов, поднимаешь голову и смотришь на меня в упор. Твой шепот неожиданно нарушает тишину, вибрирующим ритмом отдаваясь в моем мозгу. - Развяжи. Это не просьба. Ты не просишь, нет; ты нетерпеливо требуешь. Совсем не в шутку. Я с трудом заставляю себя разлепить пересохшие губы. - Алекс… Ты что? Я не уверен, что меня действительно это интересует. Потому что ты улыбаешься – так, как ты делал это на сцене; так, как не делал этого никогда прежде. Я не могу описать эту улыбку. Могу лишь сказать, что она заставляет меня потянуться к узлу, не медля… Кто ты? Я справляюсь с галстуком – и ты хлестко стягиваешь его с меня, кидаешь, не глядя, куда-то в сторону. Ты невыносимо близко, моя кожа словно впитывает твое тепло через поры, дышит им. Душно; и не я один это ощущаю – по твоим вискам стекает пот, превращая несколько густых прядей волос в тонкие завитки. Ты резко подаешься навстречу, наваливаешься на меня, хватая рукой за шею. Приближаешь ко мне свое совсем не детское лицо – и я невольно дергаюсь. - Ал… Ты снова улыбаешься, одними уголками губ. Где ты научился этому? Разве это было в тебе раньше? Ты не умел так улыбаться, никогда. Или умел? В голову приходят, совершенно не к месту, мысли о первородном грехе. В другой раз я бы посмеялся. Но сейчас мне не смешно. Знаешь, что такое первородный грех, Тернер? – Это соблазн. Ты мотаешь головой и шепчешь – недовольно и немного раздраженно: - Да заткнись ты, Кейн… Черт бы тебя побрал, я еле дотерпел до конца выступления… Возражения не рассматриваются, это ясно. Более того, мой мозг принимает теперь только один сигнал – жарко. Сердце перекачивает кровь. Сердце – насос. И когда ты торопливо целуешь меня, тут же, с ходу засасывая нижнюю губу, я понимаю, что мое сердце работает неправильно; потому что кровь норовит прорвать мои сосуды и вены, она требует пространства, она стучится, циркулирует с невероятной силой и скоростью. Я словно в бреду, словно при самой высокой температуре; я будто наполняюсь горячим свинцом, который сжигает меня изнутри и не позволяет мне сдвинуться с места. - Алекс… И ты произносишь это. Покусывая кончик моего языка, настойчиво запуская руки под рубашку, ты шепчешь почти угрожающе: - Тебе не надо было звать меня к микрофону, Майлз. Просто не надо было… И у меня не остается выбора. Хотя его и не было, с самого начала. Не знаю, какой бес в тебя вселился – но я чувствую, что болен, и здесь становится слишком жарко. Я торопливо расстегиваю пуговицы на твоей рубашке; ты же мою просто срываешь, не церемонясь, и я слышу, как несколько пуговиц отскакивают от стен и катятся по полу. В ушах шумит. С трудом различаю какую-то музыку, доносящуюся вроде бы со сцены, издалека. И моя кровь отвечает внутри восходящим ритмом. Ты прижимаешься ко мне, прерывисто дыша, обхватив руками, жадно проникая языком всё глубже в мой рот, чуть царапаешь кожу ногтями – и я чувствую, словно меня клеймят раскаленным железом. Вот, какой ты? Я ничего не могу поделать. И никто бы не смог на моем месте. Никто бы не устоял, когда ты, с полыхающим от жара лицом, с блестящими темными глазами, переворачивающими все внутренности, требуешь, припирая к стене. Никто бы не устоял. Любой бы позволил тебе взять себя за руку и отвести, куда ты пожелаешь. Я не видел, я не знал, что ты можешь быть еще и таким. - Майлз, не думай. К дьяволу, вообще ни о чем не думай! Давай… - странно низко хрипишь ты, торопливо пытаясь расстегнуть неподдающуюся молнию моих брюк. Я не знаю, что это было. Ты сказал ключевое слово, сделал что-то, что я смог уловить только частью сознания? Не важно. Ты просто требуешь – а мне просто сносит крышу. Я хватаю тебя за плечи, привлекаю к себе, целую разрумянившиеся щеки, припухшие губы, плечи, ключицы… Ты откидываешь назад голову, и я тут же провожу языком по выпирающему кадыку. Тепло, жар, ритм, пульс. - Черт возьми, Кейн… Твое дыхание становится судорожным, рваным. То ли это настолько меня заводит, то ли здесь просто становится жарче с каждой минутой – но мне начинает казаться, что кровь во мне закипает. Я целую твою шею и, на секунду задержавшись губами на бьющейся жилке, понимаю, что твое сердце работает так же неправильно, как и мое – так нельзя, сосуды не могут быть приспособлены к этому ритму… Ты отстраняешься и быстро стягиваешь с себя оставшуюся одежду. Подгоняемый твоим нетерпеливый сопением, я избавляюсь от своей, разворачиваю тебя, прижимая спиной к стене. Я всё еще слышу музыку; музыку, шум в ушах и наши учащенные дыхания, словно слившиеся в одно – ты лишь заметно сипишь, разрезая глухую тишину комнаты этим странным свистящим звуком. Ты обвиваешь мою шею руками, приподнимаешься, крепко обхватывая меня ногами, и я тут же инстинктивно подаюсь вперед, наваливаясь на тебя, отчего ты резко выдыхаешь, опаляя дыханием мое лицо. Твои темные, блестящие, всё еще такие странно, пугающе взрослые глаза неотрывно смотрят на меня. - Давай, Майлз. Черт возьми, не думай, просто не думай, - бормочешь ты требовательно. И я не думаю. Я медленно, короткими толчками вхожу. Твое дыхание судорожно срывается. Ты жмуришься, сглатываешь – и тут же, вновь открыв глаза, киваешь. - Еще. Глубже. Я повинуюсь, входя до конца, чувствуя, как тело начинает странно дрожать, словно вибрируя. Так жарко. И так тесно. Кажется, что ты совсем не чувствуешь боли. Я наваливаюсь сильнее, прижимая тебя бедрами к стене – и ты с хриплым стоном выгибаешься назад, снова открывая мне шею. И я опять целую твои ключицы, острый подбородок… Ты выпрямляешься, задыхаясь, перехватываешь мой язык, посасывая его, постанывая и нетерпеливо подергиваясь подо мной. - Быстрее… Быстрее же… Буквально впечатав тебя в стену, я двигаюсь, все больше ускоряя темп, и музыка тяжелым эхом отзывается в моей голове. Ты тихо вскрикиваешь, больно хватая меня за волосы – и я, покусывая, целую твое плечо. Какой же ты тонкий, какой хрупкий… И какая невероятно нежная кожа под моими губами… Кровь так сильно прилила к вискам, что перед глазами все плывет, и на мгновение мне кажется, что я теряю сознание. Ты крепко сжимаешь мою голову, еще ближе привлекая к себе, и я, совершенно бездумно, не в силах сдержаться, впиваюсь зубами в немыслимо нежную кожу. Ты шипишь сквозь зубы, еще сильнее обхватывая меня ногами. Я ощущаю теплую кровь на своих губах – и, готов поклясться, я чувствую, как она всё еще пульсирует. Тепло, жар, ритм, пульс. - Черт, Майлз! – ты резко откидываешься назад, сжимая влажными пальцами мои волосы, слегка ударяешься затылком об стену, и я только тут осознаю, что нас обоих лихорадит, словно в припадке. Не в состоянии выпрямится, ты всё-таки продолжаешь прижимать к себе мою голову, и я слизываю солоновато-металлическую кровь с твоего плеча, задыхаясь от подступающего оргазма. Ты совсем не ангел, Алекс. И я действительно горю в аду, здесь жарко, как в пекле. Перед глазами все взрывается ярким фейерверком, мелькает череда непонятных смазанных картинок, и я, с трудом уловив твой приглушенный хриплый крик, опускаюсь вниз на ватных ногах, увлекая тебя за собой. Сознание возвращается ко мне томительно медленно. Мы лежим на груде одежды, и по полу сквозь дверную щель сквозит прохладным воздухом, который приятно остужает кожу. Твои глаза, по-прежнему устремленные на меня, лукаво блестят в темноте. Ты тесно прижимаешься ко мне всем телом, неторопливо перебирая мои волосы. А я с наслаждением ощущаю, что, наконец-то, начинаю остывать. Но из-за двери всё еще доносится музыка, по-прежнему отзывающаяся в моем теле. Тепло, жар, ритм, пульс.
|