Real People Slash

Джейми никогда прежде и в мыслях допустить не мог, что когда-нибудь опустится до такого – после нескольких бутылок пива и нескольких собственноручно приготовленных шотов … Короче, Оливер почувствовал непривычную легкость; ему вдруг стало так тепло и уютно на диване в гостях у Йена, что даже матч по регби, хотя бы даже и повторный, не смог внести хоть какой-то ясности в его пьяную голову. Мысли от той, что орала матом на нападающего вражеской команды, до той, где Джейми чудилось, что его сын подозрительно неучтиво обходится со всеми девочками, посещающими с ним один и тот же детский сад, скакали по черепной коробке как какие-то нелепые попрыгунчики. Это было приятно, что скрывать, но еще приятнее было лечь на диван с ногами, закрыть глаза и под шумок провалиться в дрему, в которой он бежал с сыном в руках по полю и попутно орал что-то из Битлз. Во сне Оливер подумал, что, наверное, надо заканчивать с выпивкой да и вообще со всеми этими привычками, брать себя в руки и ставить себе же в пример Воткинса – не пьет, не курит, детей-жены нет, ведет активный образ жизни…
Да, он явно отвык пить - из-за этих вечных упреков со стороны жены он позволял себе разве только две бутылки пива в день, а это сродни капле в океане. Теперь вот сорвался, купил, выпил и… расслабился окончательно.
А между тем, расслабление грозило Оливеру головной болью как в прямом, так и не совсем смыслах – помимо похмелья над головой клавишника нависло не меньшее зло – святоша Воткинс собственной персоной. Да, конечно, он не поддерживал идею вредных привычек, зато был на удивление хитрой задницей, что уравновешивало его личность в той или иной степени.
На самом деле, Йен просто пошел к зеркалу, висящему в прихожей, чтобы навести последние штрихи в макияже – чувствовал себя он приэтом как тринадцатилетняя девчонка, когда так вот глаза подводил, но – даже у самых правильных людей, к коим он явно не относился, висят скелеты в шкафу, а здесь еще и имидж влияет. В общем, он даже и не думал предпринимать что-нибудь против Оливера… до тех пор, пока не заметил, что тот видит десятый сон, а у самого в руках набитая до отказа косметичка, внутри которой отыщутся даже накладные ресницы и блестки.
Допив за Оливером оставшийся алкоголь, так сказать для пущей уверенности, наплевав на торжественную клятву никогда не пить – исключительный случай же – Воткинс аккуратно пристроился у дивана и занес свою нелегкую руку над безмятежным лицом клавишника. «Справедливость восторжествует!» - подумалось Йену ни с того ни с сего, и он, мазнув жирно ярко-зеленые, отвратительные тени, заштриховал веки Джея с завидной ловкостью и быстротой. Первый этап был завершен, а согруппник даже и не шелохнулся.
Далее шла подводка, точнее две подводки – серебристая и черная. Вышло немного кривовато, но Воткинс быстрее стремился приступить к этапу, который считал наисложнейшим – к накладным ресницам. С правым глазом проблем не возникло, а вот когда Йен уже подносил лапку ресниц-подделок к левому веку, Оливер вдруг решил перевернуться на другой бок, за что Воткинс тихо матюкнул его. Однако извернувшись, вокалист дал и этим ресницам новую жизнь, после чего полез в косметичку, отчаянно пытаясь вспомнить что же еще он планировал опробовать на Джее.
Ответ сам подвернулся под руку – крошечная баночка с миллиардом мельчайших блесток так и просила «Высыпай всё!», но Воткинс, подозревая, что за уже содеянное его ждет - как минимум - фонарь под глазом, решает ограничиться парой щепоток, что, кстати, автоматически добавляет к синяку выбитую челюсть… К несчастью, блестки имеют свойство разлетаться в разные стороны, и так выходит, что Джейми возьми да и вдохни парочку.
Йен так и замирает, с баночкой в руках и с проклятьем на языке – ему сразу становится ясно, что убежать уже не удастся. Слишком поздно он спохватился – Оливер успевает привстать на локтях и чихнуть блестками себе за футболку.
- Что за?.. – Джей в смутных сомнениях оглядывает блестящее пятно у себя на груди, хлопает своими суперресницами и с опаской оглядывается на застывшего, как черная кошка, почти перебежавшая дорогу, Йена. Тот сглатывает крик ужаса от осознания близкой и мучительной смерти и резко встает, слишком уж торопливо пытаясь преодолеть пространство между диваном и входной дверью.
Оливер так же вскакивает и, опережая Воткинса, заглядывает в зеркало, уже примерно догадываясь, что за отражение предстанет его взору - действительно. Вместо обморока, на который так надеялся Йен, Джейми чуть было не заходится нервным смехом, но быстро берет себя в руки и поворачивается к мысленно уже отпевающему себя вокалисту – бледнее Воткинса в комнате нет ничего, даже стены выглядят живее.
- Джейми… - Йен отбрасывает в сторону улику и отступает назад, разводя руки в стороны, как бы давая клавишнику знать, что вот он, беззащитный и молящий о пощаде, перед ним и надеется на его милосердие. – Ну, Джееей…
Оливер готов копать пол копытом – копыт, жаль, нет и рогов бычьих тоже, иначе бы Воткинс не отделался настолько легко. Елейным голосом Джейми сообщает: - Беги, Воткинс, беги.
И тот бежит да как! Чуть не падает, зацепившись о столик, вскакивает на диван, пробегает по телевизионному пульту, прыгает на пол, отбивает пятки, но зато тормозит, удержавшись за стену – Йен начинает смеятся, когда подворачивается шанс увидеть разъяренного Джея при полном параде: эти разлетающиеся ресницы и кокетливые блестки, обрамляющие их, просто не могут оставить его равнодушным. Поэтому-то он и летит на пол, запутавшийся в своих собственных же ногах – так же отчаянно смеется, переворачивается на спину и продолжает ржать. Слёзы скатываются из уголков его глаз, но он только разве что ногами в воздухе не сучит, а остановиться не может – особенно это становится сложно, когда Оливер нависает над ним.
Неподконтрольного Йена не так уж и сложно перевернуть на живот, что Джей и делает в надежде, что смеяться вокалисту станет неудобно, и он успокоится. Не долго раздумывая над повреждениями, которыми сие действо может обеспечить Йена, Джейми усаживается тому на задницу и, чтобы усилить эффект, опирается локтями на плечи Воткинса.
Редкие полувсхлипы-полусмешки с каждой секундой звучат все реже, пока Йен не взмаливается выдохшимся голосом: - Всё, всё, Джей, я… всё.
- Что-что? – Оливер тихонько спрашивает, наклоняясь ближе к уху покрасневшего от всего и сразу Йена. – Я не слышу извинений, Воткинс.
- Бля… - пыхтит под ним вокалист, параллельно пытаясь также убрать мешавшуюся и с такими усилиями с утра уложенную челку.
- Ну же, Йен, лапочка, - На этот раз ржать принимается уже клавишник, причем ржет скорее над собой, чем над незадачливым одногруппником, который так и не научился быстро бегать.
И тут случается нечто – накладные ресницы отклеиваются и падают на пол почти перед самым взором Йена, жмущегося к полу щекой и не имеющего возможности как следует разглядеть что это – он пугается по началу, а потом присоединяется к уже распластавшемуся на нем, умирающему со смеху Джейми.
Йен предпринимает последнюю попытку взглянуть на Оливера – кошмарно размазавшееся нечто будто зеленоватые синяки красуются на веках Джея, учитывая контраст с красной рожей именно что, выглядит клавишник экзотично.
Блестки осыпаются все еще и на этот раз рассеиваются дождем по скуле Воткинса, некоторые застревают в его ресницах – он все еще улыбается, но на смех сил уже не осталось да и Оливер затихает. Ухмыляясь и отклеивая со второго глаза проклятущие ресницы, он произносит что-то, от чего Йен готов понестись на алтарь и поклясться собственной кровью - на дай боже, он еще совершит подобное снова.
- Еще раз так сделаешь: я тебе все содержимое косметички рассую по разным дыркам. Тебе понравится. – На этом Оливер сдуру чмокает Йена в нос, как-то упуская из виду то, что в этот раз обошлось без помады, и тяжело поднимается, чтобы смыть оставшуюся мерзость.